Однажды и навсегда
Шрифт:
— Какие прекрасные звуки издаёт твой ротик. Если бы я знал, что тебе всего лишь стоит помыть голову, чтобы ты кончила, то давно бы этим занялся, — бормочет Джек мне на ушко.
— Не болтай, просто продолжай, — отвечаю я, улыбаясь во весь рот.
Конечно, он тот ещё придурок. Но он мой придурок и я люблю его больше, чем возможно. Никогда я не думала, что моё сердце может впитать в себя столько любви. Но кажется, благодаря Джеку оно стало в два раза больше. И то время, что мы проводим вместе для меня самое счастливое в моей жизни.
Глава 15
МАККЕНЗИ
Сегодня должны приехать родители Джека. После вечеринки у Джилл прошло несколько дней и с каждым новым днём настроение Джека становилось всё хуже. Я практически
— Я с тобой, Джек, — шепчу я, пробегаясь пальцами по его густым волосам. Он отходит от меня и кивает головой. Я снова беру его за руку, и мы заходим в здание аэропорта. Как раз в этот момент сообщают о посадке самолёта, и мы просто остаёмся ждать. Я смотрю туда, откуда выходят пассажиры, и замечаю высокого мужчину, отчётливо напоминающего Джека. Чёрные волосы с редкими проблесками седины, красивое загорелое лицо, гладко выбритый подбородок. На нём дорогой костюм серого цвета и блестящие чёрные ботинки. В одной руке у него чемодан, а другой рукой он держит за руку красивую женщину с пышными каштановыми волосами. У неё утончённые черты лица, лёгкий макияж и бриллиантовые серьги, блестящие в ушах. Бордовое платье футляр и чёрные лодочки дополняют её шикарный образ.
Хватка Джека на моей руке становится сильней, когда он тоже их замечает. Они о чём-то беседуют и улыбаются друг другу, пока их взгляд не падает на Джека. Все трое явно чувствуют себя неловко. Медленно они подходят к нам, но никто из них не решается заговорить.
— Мистер Хастлер, миссис Хастлер рада вас видеть, — говорю я, стараясь из-за всех сил быть вежливой и как-то разрядить обстановку. Отец Джека мимолётно смотрит на меня и кивает, после снова возвращая свой взор на сына. Миссис Хастлер же улыбается мне, и осторожно обняв за плечи, целует в обе щёки.
— Маккензи, здравствуй дорогая. Какая же ты стала красивая. Сынок, дай я тебя обниму, — женщина обхватывает Джека руками, крепко прижимая его к себе.
ДЖЕК
Для многих родители — это самые дорогие люди. Но сейчас, снова увидев своих родителей, я понимаю, что они для меня незнакомцы. Я не видел их почти десять лет. Наши разговоры по телефону по пять минут раз в месяц ничего не значат. Они не знают, каким я стал, а я не знаю, изменились ли они. И неожиданные объятия моей матери совсем выбивают меня из колеи. Кто эта женщина? Моя мать обнимала меня только в детстве. И что это? В уголках её золотистых глаз проблёскивают слёзы. Это заставляет моё сердце сжаться. Злость на них понемногу стихает, и я понимаю, что как бы не старался их ненавидеть где-то в глубине души я очень по ним скучал.
— Сын, — отец обхватывает меня за плечи и слегка хлопает по спине. — Ты стал настоящим мужчиной.
Может мне послышалось, но я могу поклясться, что в голосе отца проскользнула гордость. Кажется, нам придётся снова познакомиться с этими двумя.
— Думаю, мы можем ехать, — слышу я голос Кензи рядом со мной. Боже, как я рад, что она поехала со мной. Без неё я бы даже не решился сюда приехать. Она усмирила меня, не дала сбежать или сорваться на родителей. За это я очень ей благодарен. Улыбаюсь Кензи и беру её за руку. Мне нужно чувствовать её, касаться. Замечаю взгляд матери, направленный на наши сплетённые руки и её счастливую улыбку. Но она ничего не говорит, и я отворачиваюсь от неё.
— Поехали, — говорю я, и мы вчетвером выходим на улицу.
Кое-как мы устраиваемся в моём пикапе, я сажусь за руль и везу нас домой. Домом для меня теперь стала квартира Кензи, поэтому немного странно возвращаться туда, где я провёл всю свою жизнь. Всё кажется каким-то незнакомым. Дом пустой и холодный, шторы закрыты, на мебель я постелил чехлы, когда уезжал отсюда. Всюду лежит пыль и воздух тут какой-то затхлый.
Родители осматриваются вокруг, и мама первым делом открывает шторы и распахивает окна. Свежий воздух тут же заполняет пространство, и дышать становится проще. А мне то и дело видятся какие-то картинки из нашего прошлого. Вот на этом белом диване, мама обрабатывала мои разбитые коленки. Я помню, как уронил фотографии с каминной полки, когда играл в гостиной с мячом. Помню, как вечерами мы устраивали вечера с ужастиками и попкорном. Воспоминания заполняют мою голову, поглощая и затягивая меня всё дальше. И я понимаю, что очень скучаю по тем временам. Когда все мы были единым целым.
— Всё почти так же как было раньше, — бодрым голосом говорит мама, вытаскивая меня из воспоминаний, — только мебели маловато.
— Мне она была не нужна, вся мебель на чердаке, — отвечаю я, получается немного грубо, но я не собираюсь извиняться. Сейчас я злюсь на них, за то, что они не смогли удержать нашу семью в целости. Они оставили меня. И мне совершенно наплевать, что пришлось убрать всю их ненужную роскошь на чердак. Мама всегда занималась обустройством дома, нанимала именитых дизайнеров и тратила кучу денег на безделушки, вроде ненужных ваз или бронзовых статуэток. И когда они уехали, то я первым делом избавился от всего, что бы напоминало о них и о нашей прошлой жизни.
— Конечно, думаю, мы займёмся этим позже, — произносит мама, потирая руки и переводя взгляд с меня на отца и обратно. Папа согласно кивает, я на себе чувствую его напряжение. Он сейчас точно хочет оказаться где угодно лишь бы не здесь, как и я. Все мы ощущаем неловкость, словно пришли на первое свидание вслепую. Кензи рядом со мной исполняет роль буфера. Благодаря её присутствию мама старается выглядеть, как настоящая любящая мать. Будто всех этих лет не было, и они просто ездили в небольшой отпуск. Вот только этот отпуск растянулся на годы.