Однажды Катя с Манечкой
Шрифт:
— Ура! — обрадовалась Катя и бабахнула из пистолета.
— Ура! — обрадовалась Маня и замахала саблей.
— Странные у меня, знаете, дети! — воскликнула Вероника Владимировна. — Вчера они хотели стать клоунами, позавчера — петь в хоре. Две недели назад собирались стать дворниками, как наш дворник Сима. А сейчас они уже хотят стать генералами. Это меня радует. Одно меня огорчает — они совсем не умеют слушаться, а, насколько я понимаю, чтобы стать военными, надо в первую очередь именно этому научиться! Ведь я правильно
— Конечно, — закивали головами Сергей Иванович и Юрий Николаевич.
— Мы умеем, умеем слушаться! — закричали Катя с Манечкой. — Сейчас сама увидишь! А ну-ка, Юрий Николаевич, скомандуйте нам!..
— Слушать мою команду! — сказал Юрий Николаевич. — Гвардии подразделение, в постель шагом марш!
— Есть! — в один голос крикнули Катя с Манечкой и макушка в макушку, нога в ногу отправились в детскую.
Придя в детскую, они — ать-два! — разобрали свои постели, ать-два! — надели пижамы и ать-два! — бухнулись в постель.
— Вот это я понимаю! — сказала потрясённая Вероника Владимировна. — Теперь я вижу, что вы и в самом деле станете военными. Какая прелесть! Две дочери — и обе генералы! Мне такое счастье и во сне не снилось! Ах вы мои черепашечки-чебурашечки! А ну-ка спать, ать-два!
— Есть! — крикнули из постелей Катя с Манечкой и моментально уснули. А Вероника Владимировна, извинившись перед гостями, очень довольная отправилась в свою комнату.
Ать, — два! Сменила нарядное шёлковое платье на выцветшую голубую ковбойку и потёртые вельветовые брюки, раньше принадлежавшие её мужу Валентину.
Ать-два! Заколола волосы, оставив на макушке весело торчащий хвостик.
Ать-два! Воткнула сухие стебли в дагестанский глиняный кувшин, расстелила под ним полосатую декоративную салфетку. Налила в банку чистой воды из-под крана…
Ать-два! Раскрыла коробочку с акварелью, обмакнула кисточку в банку, внимательно взглянула на кувшин и принялась увлечённо намечать акварелью контуры нового прекрасного натюрморта.
МЕЧТА КОСТИ ПАЛКИНА
Вы уже знаете, что у Кати и Манечки Сковородкиных во дворе был друг Костя Палкин. В этой маленькой повести я расскажу о нём подробнее. А начну я свой рассказ с того, как сестры Сковородкины с Костей познакомились.
Однажды Катя и Манечка спозаранку, как ни в чём не бывало вышли из своей квартиры и нажали на кнопку лифта, чтобы спуститься во двор.
Однако лифт не пришёл.
Они
— Сломался, — сказала Катя. — Пошли пешком.
Они стали спускаться и на площадке между вторым и третьим этажами увидали ярко освещенный застрявший лифт, а в нём какого-то мальчишку. Вернее сказать, половину мальчишки, потому что вторая половина была не видна. Эта верхняя половина мальчишки была очень сердитая. Лицо у мальчишки было красное, обиженное, волосы сердито торчали в разные стороны, белые брови сведены у переносицы.
Катя и Маня прижали носы к стеклу и принялись мальчишку разглядывать.
— Ты что, застрял, что ли? — сказала Катя.
Мальчишка не ответил, а вместо ответа уселся на пол и мрачно уставился в противоположную стену лифта.
— Эй, — сказала Маня, — ты что, глухой?
— Не волнуйся, — сказала Катя, — мы сейчас за дядей Серёжей в домоуправление сбегаем!
— Попробуйте только, — сказал мальчишка. — Я отсюда никуда не выйду. Я принципиально застрял.
— Как это? — удивилась Манечка.
— Не знаю, — сказала Катя. — Какой-то чудной. На полу сидит… Встань! Простудишься, слышишь?
— И не подумаю, — сказал мальчишка. — А если простужусь, то ещё лучше.
— Ты что же, здесь жить, что ли, собираешься?
— Да. Поживу недельку. Здесь вполне уютно.
— А что же ты будешь кушать?! — удивилась Манечка, которую этот вопрос особенно взволновал.
— Голодать буду. Как Робинзон Крузо на необитаемом острове.
— Зачем? — удивилась Катя. (Этот мальчик ей сразу очень понравился.)
— Причины есть.
— А можно я тебе карамель "Лето" просуну? — робко спросила Манечка. — Погляди какая. Знаешь, вкусная!
— Терпеть не могу карамелей!
— Ну тогда сушку. А то ты с голоду умрёшь.
— Вот и хорошо, — мрачно сказал мальчик, минуту подумал… — Ладно, давай. Я голодовку после сушки объявлю.
— А зачем тебе голодовку объявлять? Да ещё в лифте?
— А затем, что я глубоко возмущён и протестую. Они меня взять. обещали. И не взяли. Пусть теперь все смотрят, как я голодной смертью умру. Пусть! Напишут им письмо, и им будет стыдно.
— Кому?
— Родителям моим. Сами молочно-консервный комбинат в Африку строить поехали, а я тут оставайся… Нет уж, лучше смерть. Вот тут, в лифте умру на глазах у всех.
— А если лифт починят?
— Починят?! — Мальчик слегка растерялся. Такое, видно, почему-то не пришло ему в голову. Должно быть, он раньше жил в доме без лифта и не знал, что существуют мастера по лифтам, которые обязаны как можно скорее чинить лифт, если он выйдет из строя.
— Починят? — снова сказал он. — Это плохо. Где же я тогда голодовку объявлю?
— А ты в ванной запрись. Я когда на родителей обижаюсь, всегда в ванной запираюсь.
— Тётя дверь взломает. Она сильная.