Однажды случилось
Шрифт:
позвоночнику...
Терентий Иванович уперся взглядом в край
хаты. Он чувствовал, как извечное крестьянское
упрямство поднимается откуда-то снизу,
охватывает его, заслоняя все чувства, кроме воли к
сопротивлению.
– А вам какое дело?
С точки зрения Миколы, это было открытое
неповиновение власти.
– За яйца не хочешь...
Аркаше тоже не понравился ответ деда
Терентия, но ведь он не какой-то СБМушник, а
глава
– Извините, Терентий Иванович, моего
коллегу, молодой еще. Но и его можно понять.
Борьба со всякими врагами нашей молодой
демократии и независимости отнимает много сил и
нервов. Поверьте, мы не просто так задаем вам
вопросы. Высший государственный интерес.
– Какой интерес?
– снова укрылся за
недослышанием дед Терентий, лихорадочно
соображая, как ему отделаться от непрошенных
гостей.
– Ты что, старый пень, не слышал?
– злобно
рявкнул Микола.
– Высший, государственный!
Слова эти всегда наполняли его ницшеанским
восторгом, ведь он был поставлен на страже этих
интересов и горе тому, кто осмелится даже в
мыслях...
– Ну, Терентий Иванович, - тон Аркаша
был по-прежнему спокойный и доброжелательный.
Видите, мой товарищ слегка волнуется.
– Ладно, - сдался дед Терентий, не видя
другого способа отвязаться от них, - не помню я
названия города, сейчас принесу конверт.
Он повернулся и пошел к хате.
– Только без фокусов, - тем же любезным
тоном бросил ему вслед Аркаша.
– Что ты с ним шуры-муры разводишь, -
завелся Микола после того, как хлопнула входная
дверь, - за яйца подвесить, и все тут. Давно все
сказал бы.
– Успеешь еще, Микола, а пока добротой
надо, добротой.
– Скажешь тоже, - в интонации его голоса
слышалось явное недоверие.
Вышел Терентий Иванович, протянул
конверт. Микола первым схватил его. Адрес на
конверте был написан непонятными для него
буквами. Он нехотя протянул конверт Аркаше.
– Ну что?
Amsterdam. Poste restantе, по - русски прочел
текст Аркаша.
– Конверт мы конфискуем.
– Так, сынки..., - начал было дед Терентий.
– Высшие государственные интересы, -
оборвал Микола и поднес к его носу свой
здоровенный кулак.
– Смотри мне.
7
Amsterdam они нашли довольно быстро. Он
оказался столицей государства Нидерланды.
– Так от него до Брюсселя рукой подвть, -
воскликнул один из членов правительства, водя
пальцем
кабинете президента, и на которую он самолично
нанес столицу независимого Европейского
государства Мочалки.
С остальными двумя словами оказалось
сложнее, вернее с последним.
Первое после всеобщей усиленной мозговой
атаки они расшифровали. Подавляющим
большинством голосов, при одном
воздержавшемся, было установленно, что второе
слово означает почта.
– Какая же это почта?
– рассеянно повторял
Лаврентий Петрович, неотрывно барабаня
пальцами по крышке стола.
– Слышь, Аркаша. Ты
у нас все - таки глава внешнеполитического
ведомства, должен знать.
– Пошлите меня в командировку, узнаю.
– Куда?
– Так хоть в Амстердам.
– На какие шиши, - внес протест министр
финансов, - на свои, пожалуйста, хоть сегодня
подпишу.
– Какие свои, какие свои, - разволновался
Аркаша.
– Откуда у меня баксы, уж не с вашей ли
зарплаты?
– А кто нашим магазином в райцентре
заведует? Небось, уже давно тайный счет в
оффшорном банке открыл, - не унимался министр.
Он до сих пор считал несправедливым решение
президента поручить магазин Аркаше, а не ему,
министру финансов и не упускал малейшего повода
лягнуть последнего.
– Сколько на том счете?
–
полюбопытствовал президент.
И вы туда же, Лаврентий Петрович! Подлая
это клевета, хоть завтра на меня КРУ насылайте.
– Пришлем, не переживай, - злорадно
подтвердил министр, - не дай бог недостачу
найдем. Тогда методом революционной
целесообразности, - он повертел пальцами вокруг
шеи и показал рукой на потолок, - никакой
пощады к расхитителям капиталистической
собственности.
До того, еще в колхозе, он служил
бухгалтером-счетоводом. Поскольку в последнее
время считать было особенно нечего, зарплату
перестали не только платить, но и даже начислять,
работой себя не утруждал и давно позабыл все,
чему его учили на курсах.
– Какая революционная, какая
целесообразность, - заскулил Аркаша,
почувствовав угрозу, - у нас рыночные отношения
и демократия, Хоть бы вы, Лаврентий Петрович,
сказали этому арифмометру.
Микола молча переводил взгляд с одного
спорщика на другого. В его глазах зажигались и
меркли красные огоньки. С каким удовольствием