Однажды в Америке (др. перевод)

Грей Гарри

Макс позвал ее:

— Эй, Долорес.

Она обернулась и холодно взглянула на него.

— «Эй» говорят лошадям. С кем, по-твоему, ты разговариваешь — с Пегги? Я не привыкла, чтобы ко мне обращались таким тоном.

Долорес повернулась к нему спиной и продолжала беседовать с Косым. Внутри меня пробежал трепет наслаждения. Это был первый раз, когда я с болезненной остротой почувствовал прилив страстного влечения к Долорес и одновременно гордости за нее. У меня возникло чистое и возвышающее чувство, совсем не похожее на то, что я испытывал к Пегги или другим своим соседкам, которые нравились мне раньше. Глядя на надменное

изящество, с которым Долорес сидела перед нами в кресле, я почувствовал, что она похожа на танцующего ангела, — нечто утонченное и неземное. Да, мне все стало ясно. Я любил Долорес.

Я улыбнулся и подошел к ней:

— Что это был за танец? Как он называется?

Она высокомерно взглянула на меня через плечо:

— А я думала, ты знаешь все. Это был «говорящий» танец. Ты вовсе не такой умный, каким тебя считают.

Я стоял перед ней молча, с покрасневшим лицом, не находя достойного ответа.

Косой сообщил:

— Долорес занимается, чтобы стать профессиональной танцовщицей. Когда-нибудь она будет звездой в бродвейском шоу.

Он постучал гармоникой по ладони. Потом в быстром темпе заиграл «Да, сэр, она — моя малышка».

Долорес снова закружилась посреди комнаты, двигаясь в такт музыке. Внимание, проявленное ею к Косому, почему-то нисколько меня не беспокоило. Макси — вот кто вызывал у меня ревность. Пока она танцевала, он потихоньку подобрал ее туфли и забросил их за скамейку.

Наконец Долорес закончила, улыбнулась Косому и сказала:

— Большое спасибо, Хай. Ты замечательно играешь на гармонике.

Косой вспыхнул и что-то пробормотал. Она стала рассерженно искать свои туфли. Я залез за лавку, вытащил их оттуда и протянул ей. Девочка не поняла, что произошло. В ее взгляде была ярость. Она надела туфли, не сказав ни слова. Я готов был убить Макса. Долорес вышла из комнаты, высоко вскинув голову и сверкая зелеными глазами.

Убитый, я молча вышел на улицу. Я встал в дверях, чувствуя, что весь мир рушится вокруг меня. Долорес значила для меня так много, а Макс поссорил меня с ней.

В мое мрачное настроение ворвался миролюбивый голос:

— Хочешь «Доброго капрала», Лапша?

Макс протянул мне сигарету. Я принял от него это предложение мира.

Мы стояли и курили. На улице показался мистер Джелли.

Подойдя к двери, он сказал, понизив голос:

— Ну что, мальчики, принесете мне что-нибудь завтра утром?

Макси кивнул и сказал:

— Конечно, разве мы всегда не снабжаем вас утренними газетами?

Джелли похлопал Макси по щеке:

— Принесите мне завтра пачку «Тагенблатт», ладно?

— Ладно. — Макси подтолкнул меня локтем. — Завтра встанем пораньше, Лапша.

Я кивнул:

— Во сколько?

— Около половины пятого я буду ждать тебя на углу.

— Я приду.

Мы продолжали стоять, чувствуя, что нам трудно вести разговор.

Мы заслоняли дверной проем. Появился новый посетитель. Мы с уважением посторонились перед хорошо одетым, усатым Профессором. Нас охватил трепет гордости и удовольствия, когда он одарил нас доброжелательной улыбкой.

— Как дела, ребята?

— Хорошо, Профессор, — ответил Макс.

— Отлично, Профессор, — отозвался я.

— Подождите меня, мальчики, я сейчас выйду.

Макс сказал:

— Конечно, Профессор.

Мы увидели, как он вошел в телефонную будку.

— Вот головастый мужик,

у него мозгов хватает. — Макс был преисполнен восхищения. — Только неделя как вышел из тюрьмы, но я готов побиться об заклад, что он уже снова промышляет джанком. [3] Умный итальяшка. Интересно, где он берет зелье? — задумался Макс.

3

Джанк — наркотик (амер. сленг).

— У него есть связи. Я думаю, Профессор привозит его из-за границы. В нашей стране это не растет, — сказал я важным тоном всезнайки.

— Откуда он его привозит, Лапша? Из Италии?

— Может быть, из Италии, а может быть, из Китая. Китайцы часто его курят, я где-то об этом читал.

— Зачем люди курят опиум?

— Это вызывает у них приятные грезы.

— Сладкие грезы о девочках? — усмехнулся Макс.

Мы оба засмеялись. Я сказал:

— Я был бы не прочь как-нибудь выкурить трубочку этого зелья.

— Я тоже. Как говорится, оттянуться по-настоящему. Верно, Лапша?

Я кивнул и улыбнулся.

Профессор вышел, куря большую сигару.

— У меня есть для вас работа, парни, идите вслед за мной, — сказал он тихо.

Мы последовали за ним. Он обогнул угол и вошел в темный складской полуподвал. Профессор держал дверь приоткрытой, пока мы не подошли, и задвинул ее за нами на засов. Мы прошли вслед за ним сквозь темноту в заднюю комнату. Он чиркнул спичкой и зажег газовую лампу. У Профессора была хорошо оборудованная мастерская со столярным инструментом, ручной дрелью и небольшим механическим штамповальным прессом в углу. Я заметил на столе маленький точильный брусок. Я сунул его в карман, когда Профессор повернулся к нам спиной. На верстаке лежал большой деревянный ящик с открытой крышкой. Внутри него были видны колесики и шестеренки. Ящик имел прорези на передней и задней стороне и две ручки по бокам. Макс и я подошли к нему поближе. Он был тщательно отполирован и выглядел неуместным в этом грязном помещении. Профессор стоял, глядя на нас и покручивая ус.

— Что это? — Макс кивнул на ящик.

— Это? — У Профессора был лукавый вид. Он захлопнул крышку и сказал: — Давайте я продемонстрирую вам новое изобретение, которое должно быть в каждом доме.

Он покрутил ручку, шестеренки в ящике начали вращаться, и из прорези перед нашим изумленным взором появился десятидолларовый банкнот. Он отошел в сторону и сказал:

— Ладно, давайте пока забудем про эту машину. Вот что мне от вас нужно, парни… — Профессор остановился. Он стоял, глядя на нас и покручивая свои гладкие усы. — Думаю, вы, ребята, не откажетесь заработать немного денег, правда?

Я сказал:

— Разумеется, Профессор, мы для этого сюда и пришли.

Он посмотрел на нас серьезно:

— Я знаю, что вы умные ребята, и могу быть уверен, что ваши рты останутся на замке, так?

Мы оба эхом ответили:

— Так.

Он улыбнулся, показав крупные белые зубы.

— Прекрасно, прекрасно, вы хорошие парни, как раз такие, каким я могу доверять. Я не стал бы обращаться к кому-нибудь другому, потому что большинство молодых людей любит болтать. А теперь — вот зачем я вас сюда позвал: вы знаете, где находится Мотт-стрит?