Однажды в Америке
Шрифт:
Макс внимательно слушал Джона и одобрительно кивал. Какого черта! Где его здравомыслие? Я вышел из себя и злобно выпалил:
— Слушай, Джон, кончай это обсуждать! Нам неинтересно. Мы не будем заниматься этим делом, мы слишком заняты. Кроме того, мы уезжаем в отпуск.
Лицо Макса побагровело.
— С каких это пор ты принимаешь окончательное решение? Какого черта ты выступаешь? — Он перегнулся через Бетти и вызывающе поглядел на меня. Я ошалел, не ожидая такой реакции с его стороны. — Ты что-то стал слишком задаваться, Башка. То, что время от времени тебе в голову приходят какие-то хорошие
Бетти ласково погладила Макса по бедру. Ее смех окончательно достал меня. Прямо мне в лицо! Вот стерва! Я поднялся, навис над столом с еще более вызывающим видом, нежели Макс, и злобно проворчал:
— Ладно, ты — босс. Ты займешься этим делом, но без меня. Один, с двумя такими же идиотами, — я имел в виду Простака и Косого, — но без меня.
Мы уставились друг на друга, как два боевых петуха. Джон попытался охладить наш пыл.
— Это большое дело. Денег хватит на всех, — сказал он.
Я нагнулся и прошипел ему прямо в лицо:
— Слушай, ты, жалкий, паршивый, долбаный ублюдок! Когда-то давно я уже чуть было не перерезал тебе глотку. Еще одно слово из твоего поганого рта, и я сделаю это! Тебе и твоей дешевке-жене. Вам обоим.
У меня хватило ума понять, что в следующую минуту я взбешусь и полностью потеряю способность контролировать свои действия. Я резко развернулся и почти бегом выскочил из заведения.
Глава 42
Той же ночью я набил вещами два чемодана и в последний момент успел сесть в самолет, улетающий в Майами. Оттуда я позвонил Еве в Северную Каролину, и она вылетела на следующий день. Две недели, проведенные в абсолютном покое и блаженстве на берегу океана, были самыми счастливыми в моей жизни.
На обратном пути я завез Еву домой к родителям, оставил ей пять тысяч долларов и сказал, чтобы она ждала от меня известий. Меня все время мучили сомнения. Я колебался между желанием покончить со всем и завязать или…
В Нью-Йорке, выйдя из самолета и отправив багаж в гостиницу, я сразу же поехал в «Райский сад». В баре меня встретил Шмуле.
— Где Макс? — первым делом поинтересовался я. Он был очень удивлен.
— Ты что, не в курсе, Башка? Макс продал заведение мне.
— Нет, я был в Майами.
— И правда, ты здорово загорел, — заметил он.
Мы выпили с ним, и я отправился к Толстому Мои. Выйдя из такси на углу Деланси и Баури, я все еще находился в состоянии неопределенности. Быстро шагая вверх по Деланси-стрит, я не переставал размышлять и спорить с самим собой. Я только что вернулся из мира, наполненного покоем, солнечным светом и чистотой, из мира, пахнущего свежестью и добропорядочностью, где у меня была нежная, понимающая и очень красивая подруга, с которой я чувствовал себя необыкновенно легко.
И вот я опять на Деланси-стрит. Ко мне вернулось мое обычное напряжение. Я потрогал кнопку лежащего в кармане ножа и настороженно вгляделся в лица идущих навстречу людей. Я весь был словно туго натянутая струна. Я надвинул на лоб шляпу и поднял воротник пальто. Мое лицо вновь стало мрачным и надменным. Да, я вновь стал Башкой с Пером с Деланси-стрит.
Да, все предопределено. Это и есть
Я рассмеялся над самим собой. Какой же я идиот. Да, лопоухий идиот. Подумать только, мне захотелось жизни, в которой каждый последующий день похож на предыдущий. Нет, моя жизнь здесь. Зачем себя обманывать? Вот мой Ист-Сайд, моя Деланси-стрит с ее вечным пчелиным гулом и зловонными ароматами. А белый чистый пляж и золотистый теплый солнечный свет не для меня. Мое место здесь.
И даже если бы я мог жить по-другому, разве другие люди приняли бы меня? Никогда. На мне клеймо. Мы все заклеймены. Взгляни на людей, идущих тебе навстречу. Они жмутся по сторонам улицы, они уступают тебе дорогу. Они боятся. Они не верят тебе. Они говорят о тебе за твоей спиной: «Он был испорченным ребенком, он очень испорченный человек, и он останется таким всю свою жизнь. Это Башка, с Пером с Деланси-стрит. Взгляните на него. Он аморальный тип. Он вор. Он убийца». Ладно, не стоит об этом думать. К черту все. Для меня — нож в кармане, пистолет под мышкой и неуважение ко всему, что имеет отношение к закону.
Я вошел в салун Толстого Мои. Ребята были там и, как всегда, резались в карты. Макс даже не поднял головы при моем появлении.
— Что, явился из своего отпуска? — ехидно проговорил он. Я молчал. Косой коротко кивнул мне. Простак поздоровался и улыбнулся.
Я сел за стол и налил себе двойную порцию виски. Потом вытащил из ящика стола точильный камень и начал править свой нож. Они продолжали меня игнорировать.
Я посмотрел на Макса. Бог ты мой, он выглядел просто ужасно. Я никогда еще не видел его таким помятым. Когда он раздавал карты, было видно, как трясутся его руки. Лицо его было желтовато-бледным, а под глазами появились мешки. Что касается самих глаз, то они были ярко-красного цвета от многочисленных кровоизлияний. И такая перемена за какие-нибудь три недели! Ну и ну, кто-то действительно хорошо выжал парня. В конце концов Максу надоело, и он с яростью швырнул колоду в дальний конец комнаты.
— Ни черта не везет, — выругался он и выпил подряд два стакана виски. — Нам тут пришлось здорово поработать, — проворчал он. — Где тебя черти носили?
— Да? — произнес я, не переставая точить нож.
— Было полно дел, одно хуже другого.
— Какого сорта? — поинтересовался я.
— Угоны, какая-то эпидемия угонов. Мы как раз обираемся заняться одним, вот ждем, когда поступит кое-какая информация от водителя.
Я кивнул. Макс продолжал:
— Кроме того, Общество теряет множество катеров.
— Тоже угоны? — спросил я.
— Да, угоны и еще таможенники, — проворчал Макс.
— Ну, это заботы парней из Бруклина, — заметил я.
— Да, у Анастасия забот полон рот, — добавил Простак, поднимаясь с места. Он незаметно подал мне знак, и я не спеша прошел вслед за ним в другой конец комнаты, где он принялся изо всех сил лупить по боксерской груше.
— Как тебе Макс? — шепотом спросил он, нанося очередную серию ударов.
— А что с ним?
— Он все ночи проводит с этой стервой Бетти. Мазохисткой, женой наводчика Джона.