Однажды, в галактике Альдазар
Шрифт:
Вика: "Нет."
Нэлла: “Просто изменил? Да любая нормальная женщина сделала бы это на моём месте. Всё! Боречка прав, не о чем с вами разговаривать. Я всего лишь хотела сказать: ты получаешь по заслугам, Брайан. Того же заслуживают все мужчины, изменяющие своим жёнам!”
Н-да… тяжёлый случай, однако.
Малатеста вздохнул.
В целом у него было сложное отношение к концепции верности и неверности. Он допускал, что измена — это немного обидно. Как если ты вложился в какой-то
Опять же, сам Мал вырос в лаборатории и не понимал в упор, почему у людей так сакрализуется сам по себе половой акт. Механические движения, простейшие физиологические реакции, ничего больше… С другой стороны, он прожил достаточно жизней, чтобы знать: люди за что только не убивают.
Сам Мал не вполне уверен, ради чего порой убивал, что уж там. Приказы не обсуждаются, особенно если ты сам — оружие. Впрочем, далеко не всегда он следовал приказам. К слову, об этом…
“Двадцатый. Ты знаешь, что делать.”
“Знаю. А мы сегодня играем в Алиена? Или в Существо? Или в Кэлвина?* Я хочу Кэлвина. Он логичней с биологической точки зрения. И красивее. Мы немного похожи.”
“Тебе вредно смотреть двухмерный старинный кинематограф.”
“Это важно. Это репрезентация мне подобных в раннем человеческом искусстве.”
“Что за… Тебя Деймос подучил так отвечать?”
“Да. Он говорит, что в инклюзивный век репрезентация очень важна. То, как люди представляли себе Амо в раннюю космическую эру, важно для моей самоидентификации.”
“Убейте меня…”
“Ты нелогичен. Амо не страдают тягой к самоуничтожению. Это человеческая черта, помнишь? Я много раз говорил тебе. Почему ты никогда не запоминаешь?”
О да. Мал помнил, что Двадцатый очень часто повторял это, как мантру, на ранних этапах их единения, когда Мал осознал всю суть собственного существования. И жить не хотел. Порой… очень активно не хотел.
Им обоим повезло, что Двадцатый любил жизнь за двоих и мог полностью перехватывать контроль над телом… Хотя тогда, по правде, Малу это не казалось везением.
“Если я убью тебя, то и сам умру, — напомнил Двадцатый. — Категорически бессмысленное действо. И всё же? Какого инопланетянина выбираем на этот раз?”
Проклятье.
“Пусть будет Кэлвин.”
“Отлично! Я сделаю запись и покажу вам с Деймосом.”
“Мне не интересно.”
“Зачем ты мне врёшь? Я ведь в твоей голове.”
Мал не сдержал усмешки.
Он многое мог бы рассказать о призраках. Но ещё больше — о раздвоении личности. И противоположностях-отражениях, уравновешивающих друг друга. Единственное его отличие от всех ситуаций, описанных в клинической психиатрии, было
“Ладно, — вздохнул он, — ты прав, мне интересно посмотреть.”
“Вот это уже лучше,” — фыркнул Двадцатый.
Лино: “Мы рядом, но не можем туда проникнуть. Они кого-то выкинули с корабля.”
“Двадцатый?”
“Всё идёт, как нужно.”
“Ну-ну.”
Лино: “Они поднимаются в воздух. Остановить их не представляется возможным. Остальные корабли и спасательные капсулы выведены из строя, предположительно лазерным оружием.
Ну да. Тем самым, которому у моллюсков неоткуда взяться. А вот на борту корабля контактеров — очень даже. Мало ли, вдруг понадобится метеорит с дороги убрать, от агрессивных форм жизни отбиться… Впрочем, вариант “использовать против себе подобных” не озвучивается, но всегда держится в уме.
— Шеф! — смотреть в её глаза оказалось больно почти физически. Дурацкие заимствованные воспоминания! Проклятые чужие призраки… — Что теперь делать?
Мал это ненавидел, правда.
Он осмотрел помятых, измученных людей, мысленно вздохнул, признавая полное и безоговорочное поражение, и дал своему катеру команду снижаться.
“Слушай, — выдал вдруг Бобр по внутренней связи, — тут такое дело: у меня есть корабль. Ты об этом в курсе, я думаю. В общем, легенда пойдёт по понятному адресу, но… Короче, давай грузить всех на мой корабль.”
Мал подумал, что Деймос, окажись он здесь, сейчас рисковал помереть со смеху.
Не то чтобы Мал собирался об этом обо всём ему рассказывать, конечно. Как минимум, о своём душевном порыве он точно собирался умолчать…
“Отлично. Думаешь, мы сможем до него добраться?” — уточнил Мал для проформы. Так-то, разумеется, расположение корабля Бобра он знал прекрасно; обратное было бы странно, учитывая обстоятельства.
“Если нам дадут такую возможность. Конечно, для такого количества зайцев моя посудина не предназначена, но до ближайшей обитаемой планеты кое-как дотянем.”
“Мы могли бы высадиться на орбитальной станции.”
“Думаешь, Боря и Ко нам там сильно обрадуются?”
“Не то чтобы я собирался спрашивать их мнение. Или ты считаешь, мы не сможем с этим разобраться?”
“У них есть фора. К тому же, я практически уверен, что уже очень скоро на космической станции будет резвиться инопланетная тварь.”
Очко в пользу Бобра.
“Думаешь, Эйм улетел с ними?”
“Скажем, считаю это вполне вероятным. Логичное решение для этой твари. Есть другие варианты, конечно, но об этом потом. И да, я верю, что ты отлично умеешь убивать ему подобных, но при прочих равных (и без отряда штурмового спецназа) я предпочту не соваться. У тебя другие соображения?”
Двадцатый, который до этого мужественно молчал, заметил: “Смотри, нас уважают!”. Мал едва подавил порыв закатить глаза.
“Сбрасывай координаты корабля, — сказал он. — Там разберёмся.”