Однажды в Голливуде
Шрифт:
В дверь спальни едва слышно стучат.
— Да, Реймонд, — отзывается Джей.
Из-за будуарного барьера доносится голос с истинным британским акцентом:
— Вы готовы к утреннему кофе, сэр?
— Да, войди, — сев на кровати, отзывается Джей.
Дверь спальни открывается, и входит Реймонд, самый британский джентльмен из всех джентльменов, облаченный в костюм дворецкого, с серебряным подносом в руках, сервированным для завтрака в постели.
— Доброе утро, мастер Сибринг, — бодро произносит он.
— Доброе утро, Реймонд, —
— Хорошо ли провели время вчера вечером, сэр? — интересуется Реймонд на пути к кровати.
— Да, хорошо, — отвечает Джей. — Спасибо, что спросил.
Дворецкий ставит поднос перед хозяином, Джей разглядывает сервиз: роскошный серебряный кофейник, фарфоровая чашечка на блюдце, чаша с кубиками сахара, миниатюрный серебряный кувшинчик с жирными сливками, теплый круассан на тарелке, блюдце с кусочком масла, набор разнообразных джемов в крошечных баночках и роза на длинном стебле в тонкой серебряной вазе.
— Выглядит прелестно, — говорит молодой человек. — А что сегодня на завтрак?
Реймонд подходит к большому панорамному окну и распахивает черные шторы, наполняя комнату светом.
— Я думал приготовить соленую болтунью с лососем, творогом и половинкой грейпфрута.
Джей морщится.
— Сейчас это, пожалуй, будет слишком. Мы ночью объелись чили-бургерами в «Томмис».
Теперь морщится Реймонд. К привычке хозяина ужинать чили-бургерами в «Томмис» он относится так же, как к его привычке завтракать хлопьями «Кэптн Кранч», поэтому на реплику Джея он отвечает с сарказмом:
— Что ж, в таком случае, пока ваш желудок все еще пытается справиться с чили-бургером, я полагаю, вам не до соленого.
Реймонд оставляет шторы открытыми нараспашку и возвращается к кровати.
— Налить вам чашечку кофе, сэр?
— Было бы прекрасно, Реймонд, — кивает Джей.
Реймонд берет серебряный кофейник и наливает
кофе в фарфоровую чашку.
— Что ж, сэр. Почему бы нам тогда не заменить половинку грейпфрута на стаканчик грейпфрутового сока? — Он берет кувшинчик молока со сливками, наливает в чашку. — Далее вы предпочтете кофе или, возможно, перейдете к горячему шоколаду?
Пока Джей обдумывает предложение, Реймонд берет с подноса ложечку и размешивает сливки в кофе, пока тот не приобретает любимый оттенок мастера Сибринга.
— Пожалуй, горячий шоколад, — с апломбом произносит Джей.
— Значит, решили, — так же театрально отвечает Реймонд. — Предпочтете остаться в постели и досмотреть мультфильм или же выбор горячего шоколада также повлечет за собой перемену обстановки для завтрака?
Джей изображает раздумья.
— Ну, я действительно смотрел «Джонни Квеста». Но можно и встать? — Он поднимает взгляд на дворецкого: — А ты сам как думаешь, Реймонд?
— Что ж, — Реймонд показывает на солнечный пейзаж за окном, — как изволите видеть, стоит приятное и солнечное калифорнийское утро. Если бы жителю Лондона повезло проснуться
Дом, который Джей купил три года назад, в тридцатые принадлежал Джин Харлоу и ее мужу режиссеру Полу Берну, здесь же они оба умерли. И Джей уверяет, что в доме до сих пор обитают их призраки. Даже его бывшая невеста Шэрон Тейт верит, что однажды ночью видела таинственный и жуткий силуэт.
— Реймонд, — величественно заявляет Джей, — ты меня убедил! Я буду горячий шоколад на солнышке, в саду.
— Превосходно, — отвечает Реймонд.
Роман Полански выходит на задний двор дома в Голливуд-Хиллз с роскошным видом на Лос-Анджелес, доступным только для самых успешных резидентов. Спросонья на голове крошечного режиссера бардак, на плечах — шелковый халат, в одной руке — пустая кофейная чашка, в другой — френч-пресс. Пока он лениво идет по мокрому газону, его шлепанцы хлопают по голым пяткам —хлоп-хлоп.
Следом за ним нетерпеливо семенит Доктор Сапирштейн, крохотный йоркширский терьер его жены, названный в честь зловещего педиатра из «Ребенка Розмари», сыгранного Ральфом Беллами. Позже в этом же году, когда Шэрон уедет на съемки в Монреаль, старый друг и гость Романа Войтех Фрайковски случайно переедет Доктора Сапирштейна автомобилем, сдавая назад на подъездной дороге. После Войтех застанет Романа в кабинете, за работой над сценарием его следующего фильма «День дельфина».
— Роман, — робко сказал он. Полански обернулся в кресле, и Войтех признался: — Кажется, я только что случайно убил пса Шэрон.
Лицо Романа исказила гримаса, как у плохого актера в немом кино.
— Ты убил Доктора Сапирштейна! — Он вскочил с кресла и рванул за другом, причитая в паническом ужасе: — Боже мой, что же ты натворил?
Выйдя во двор, он увидел крохотный комок шерсти на парковке прямо перед домом. Схватился за голову и заходил кругами, причитая по-польски:
— Боже мой, что же ты натворил? Что же ты натворил?
Войтеху было жаль, но такой бурной реакции от Романа он не ожидал.
— Извини, это случайно вышло, — сказал он по-польски.
Роман резко обернулся к нему.
— Ты хоть понимаешь, что натворил? Ты, мать твою, жизнь мне сломал! Она любит этого пса!
— Не переживай, — уверил его Войтех, — я ей скажу, что это я виноват.
— Нет, не скажешь! Она тебя никогда не простит! — заорал Роман и попытался объяснить польскому другу кое-что об американцах: — Ты разве не понимаешь — она американка! Американцы любят своих ебучих собак больше, чем ебучих детей! С тем же успехом ты мог столкнуть с лестницы ее ребенка!