Однажды в Хорс-тауне

Бондарев Олег Игоревич

— А ты, похоже, циник.

— Наверное. Хотя мне кажется, скорее мизантроп.

— Вот как? И почему?

— Потому что люди всегда стараются показаться лучше, чем они есть на самом деле.

— Разве это так плохо — стремиться стать лучше?

— Я не сказал «стать лучше». Показать, что ты лучше, — поправил сыщик. — Это разные вещи.

— А что если правда настолько ужасна, что ее не стоит показывать?

— Правда всегда лучше лжи, какой бы отвратной она не была. К тому же, все тайное рано или поздно становится явным. Лучше никаких надежд сразу, чем огромное разочарование

потом.

— Ты так считаешь?

— Считаю. А ты?

— Сложно сказать, — после непродолжительной паузы ответила Аманда. — Я не могу судить всех. Иногда люди делают глупости, даже серьезные. Им приходится уезжать куда-то далеко, в другой город, где у них нет ни родных, ни друзей, ни даже знакомых. Они хотят начать все с чистого листа, стараются забыть прошлое и жить сегодняшним днем и завтрашним, но не вчерашним.

— И все же прятать скелеты по шкафам — не лучший выход из ситуации.

— Иные скелеты лучше держать взаперти.

Некоторое время они шли молча. Поднялся ветер.

Он разворошил листву, подняв красно-желтый вихрь. Винс закурил. Аманда прижалась к нему. Оба они наблюдали за безумной пляской листьев, покуда ветер не отправился на поиски другой, более многочисленной публики.

Новал думал о том, что он наконец-то преодолел ту робость, что испытывал раньше. Сыщик впервые говорил с Амандой спокойно, уверенно, он уже не раздумывал над каждой фразой, прежде чем ее произнести. Это было здорово. Никогда еще общение с противоположным полом не давалось ему так легко. Страх оттолкнуть девушку неосторожным словом улетучился, не оставив и следа.

— Как думаешь, зима в этом году будет холодной? — неожиданно спросила Аманда.

— Не знаю, — пожал плечами Винс. — Думаю, как обычно.

— А как — обычно? — усмехнулась девушка. — Я еще ни разу не зимовала в Хорс-тауне.

— Снежно, прохладно, но терпимо. Ближе к Рождеству, по старой традиции, на Арни и его клячу напялят огромные красные шапки. Все будет пестрить гирляндами и прочей мишурой, а продавцы повесят над дверями омелу и будут пускать слюни, наблюдая, как очередная парочка целуется под ней.

— Как это мило.

— Скорее глупо. Но и мило, конечно, тоже…

Они снова помолчали.

— Знаешь, Винс, мне кажется, ты тоже не показываешь себя, настоящего, — заметила Аманда.

— Да? — выгнул бровь детектив. — Почему ты так думаешь?

— Мне кажется, в то время, когда другие хотят выглядеть лучше, ты стремишься показаться хуже, чем есть на самом деле.

— Зачем это мне? — усмехнулся сыщик.

— Возможно, это твоя защита — от окружающего мира. Типа, презрительная усмешка в лицо всем.

— Раз ты так думаешь, наверное, так оно и есть, — хмыкнул Новал.

— Ты ведь на самом деле лучше, много лучше, Винс.

— Как пожелаешь.

— Почему же ты не хочешь это показывать?

— Потому что я не хочу быть как все. Если я действительно хорош, люди сами разглядят это, без всякой показухи с моей стороны.

— А ты не думал, что твое поведение отталкивает людей, и они уже не хотят видеть больше того, что ты даешь им увидеть?

Эти слова заставили сыщика призадуматься. Нет, он не решил следующим же утром стать добрым

и приветливым горожанином, который, проснувшись, кричит в раскрытое окно: «О, какой сегодня прекрасный день!». Он не собирался завязывать с выпивкой, с барами и заменять привычные колкости в разговоре на дешевые комплименты.

Винс просто подумал, что он на самом деле не такой уж отвратительный персонаж. По крайне мере, если в этом уверена симпатичная девушка, почему бы этому не быть правдой?

Они гуляли до поздней ночи, смеялись, шутили, обсуждали всякую ерунду вроде погоды или нового фильма в «Сиянии», а потом он проводил ее до дома. Аманда часто клала ему голову на плечо, и это было чертовски приятно.

Впервые за несколько лет Винс чувствовал себя счастливым.

* * *

Трудно заметить маленькую тень, притаившуюся за углом ближайшего дома. Особенно, если в этот момент вы не на грешной земле, а на небе, среди облаков, где чудесные нимфы играют на арфах, а ангелы хором поют «Ай лав ю, бейби» Фрэнка Синатры.

Стоит заметить, даркеры от природы своей весьма любопытные существа. Увидев приятеля-сыщика целующимся с неизвестной девушкой, Нуб остановился, дабы понаблюдать за влюбленной парочкой. Потом, когда Винс, подмигнув на прощание, отправился в сторону Кэролайн-стрит, а девушка — к дверям ближайшего дома, даркер разочарованно зевнул: интересное продлилось слишком недолго…

Однако, как оказалось, интересное в тот момент только начиналось: входить подружка Винса не спешила, а стоило детективу скрыться из виду, как она отошла от двери и устремилась вниз по Баллевар-стрит.

Увиденное озадачило Нуба. Судя по всему, девушка жила в другом месте, но зачем тогда вся эта показуха? Всеми своими действиями она хотела показать Винсу, что живет именно в этом доме, однако, стоило детективу уйти — и она уже бежит прочь.

Происходящее донельзя заинтересовало Нуба, и теперь ему жутко хотелось узнать, куда же так спешит таинственная подруга Винса. Именно поэтому даркер решил проследить за ней. Девушка взяла неплохой темп. Нуб едва поспевал следом.

Дорогой незнакомка часто оглядывалась, словно опасаясь слежки, однако так и не заметила даркера, а если и заметила, вряд ли обратила на него внимание — по городу бродит достаточное количество бродяг, чтобы не заострять внимание на еще одном представителе этого никчемного сословия.

Подруга Винса так и шла по Баллевар-стрит, никуда не сворачивая, пока на горизонте не замаячила вывеска «Жасмина». Там она свернула и по Баттерфляй вышла на Хелпми.

Куда теперь? Снова — вниз. К городской свалке.

Даркер недоуменно поднял бровь. Что такая симпатичная, опрятная девушка забыла в царстве хлама и рухляди? Задачка была не из легких, но девушка уверенно вела его к разгадке.

Ворота городской свалки — естественно, по нелепому стечению обстоятельств — были открыты. Сторож вряд ли обременял себя ежевечерними прогулками и поворотами ключей в замках. Он прекрасно знал, что ночью на свалке ошиваются либо лишенные крова, либо лишенные мозгов — ловить там абсолютно нечего, кроме, разве что, чудесных ароматов всяческих отбросов цивилизации.