Однажды в лунную полночь
Шрифт:
— Молодой был, глупый, — неохотно пробурчал Барнаби. — В ту ночь Сесиль зазвала меня сюда и пообещала переспать со мной, но когда я протянул к ней руку, тут же отскочила. Заводила меня, негодяйка, даже платье расстегнула. Потом она велела мне идти к Адриану и настучать на Чейни. Ну нет, думаю, пускай сначала расплатится. Но когда я наконец схватил ее, она меня укусила!
Все, можно не продолжать. Микаэла и без того знала, что за этим последует. Для начала наверняка пощечина.
— Вы ударили ее, правда? Так что это было вовсе не самоубийство.
И снова Микаэле пришлось пожалеть о
— Она получила по заслугам. А сейчас и ты получишь. — Он вплотную приблизился к Микаэле.
Охваченная ужасом, она попыталась ускользнуть от его протянутых рук, но у нее ничего не получилось — Барнаби рванул ее за плечо, круто развернул к себе лицом и подтолкнул ближе к обрыву. Микаэла пронзительно вскрикнула и пнула его в пах, но это не помогло.
— Из-за тебя, сука, я потерял дом и работу. — Барнаби хрипло задышал ей прямо в лицо. — Мне пришлось прятаться в лесу, как зверю, за которым все гонятся. Теперь ты за все заплатишь…
Пальцы Барнаби сошлись на горле Микаэлы; она попыталась освободиться, но заскользила на мокрых камнях. Ноги ее подогнулись, она потеряла равновесие и, увлекая за собой Барнаби, полетела вниз; яростный вопль насильника слился с ее пронзительным криком.
Харпстер ударился о валун первым, а голову Микаэлы принял на себя его могучий торс. В груди у него что-то заклокотало, руки внезапно ослабли. Тело его безжизненно свесилось с огромного, неправильной формы камня.
Микаэла попробовала пошевелиться, и это оказалось непростительной ошибкой: она покатилась дальше вниз, и теперь ей уже не на что было рассчитывать. Увидев очередной, стремительно надвигающийся на нее валун, она в ужасе вскрикнула и прикрыла лицо ладонями, но предотвратить удар уже ничто не могло. Из глаз у нее посыпались искры, и над ней мгновенно сгустилась тьма, а вслед за тем наступило молчание, казалось, уже навсегда…
Микаэла с криком упала на каменный пол камеры. Тяжело и прерывисто дыша, она подтянула под себя дрожащие колени и, с трудом взобравшись на койку, прижала руки к груди. Испуганно оглядывая закопченные стены и мучительно содрогаясь всем телом, она пыталась стряхнуть с себя кошмар воспоминаний, в то время как в сознании ее мелькали картины забытого прошлого. Терзая последние несколько месяцев свой измученный мозг, Микаэла наконец вспомнила все то, что ей лучше бы было забыть навсегда. Она вспомнила свой разговор с Арно, затем самодовольного испанца, который узнал ее на улице и бросил в тюрьму за якобы совершенное ею предательство. Карлос Моралес… Она и думать не могла, что их пути снова пересекутся.
Вспомнив, как он налетел на нее с кулаками на балу у испанцев, Микаэла заскрипела зубами. Ее хотели выдать за это отвратительное пресмыкающееся, потому что Арно не терпелось от нее избавиться, и именно поэтому она сбежала из Нового Орлеана.
Внезапно ей до мельчайших подробностей вспомнилось все ее безрадостное существование в поместье Рушаров, а затем и то, что с ней произошло после. И все равно ничто не могло сравниться с охватившим ее ощущением боли и унижения, когда она поняла, что человек, которого она полюбила всей душой, прежде говорил
Люсьен воспользовался беспамятством жены, придумав целый спектакль, чтобы завоевать ее любовь. Лишившись прошлого, Микаэла доверилась ему, влюбилась в него, целиком на него положилась. Да поразит гром этого негодяя с его черной душой! Он превратил ее в копию женщины, которую потерял, и жил с ней так, как собирался жить с Сесиль!
Ей было отказано даже в возможности осознать свое несчастье; в результате ужасное прошлое свалилось на нее как лавина, приведя чувства в такое смятение, что теперь она не знала, за что ухватиться. Но одно Микаэле было совершенно ясно: по Люсьену Саферу она плакать не будет! Этот человек недостоин ее слез и переживаний, и на этот раз он сыграл с ней свою последнюю шутку!
Глава 17
От мрачных размышлений Микаэлу отвлек звук шагов, приближавшихся к ее камере. Подняв голову, она увидела на пороге двух огромного роста надзирателей.
— Поднимайтесь, сеньорита.
Зарешеченная дверь со скрежетом распахнулась, и один из надзирателей, тяжело ступая, подошел к Микаэле. Ее повели по длинному коридору; по дороге они миновали камеры, в которых томились участники бунта. Микаэла вспомнила, что видела их в ту ночь, когда дона Антонио де Уллоа вместе с его приспешниками вышвырнули из Нового Орлеана.
— Ну, и куда же мы теперь? — осведомилась она, опасаясь в конце пути увидеть перед собой расстрельную команду.
Ответом ей было молчание: наверное, надзиратели просто не хотели объявлять ей ужасное известие.
Наконец Микаэлу вытолкнули наружу и повели мимо домов, окружавших плац. У одного из них ее конвоиры остановились и осторожно постучали в дверь; когда она открылась, Микаэла столкнулась лицом к лицу с Карлосом Моралесом. О Боже, неужели ее ожидает нечто еще более страшное, чем солдаты с винтовками наперевес? Очень может быть. Когда Моралес займется ею, о смерти можно будет только молиться.
Карлос грубо затащил ее внутрь и, велев солдатам оставаться снаружи, довольно оглядел покрывшееся пятнами грязи лицо Микаэлы и рассыпавшиеся по плечам сальные пряди волос.
— Ну что, теперь, отведав тюремной похлебки, вы, надеюсь, готовы выслушать мое предложение? — мрачно улыбаясь, спросил он.
— Что еще за предложение? — Микаэла испуганно посмотрела на испанца.
— В моих силах отнять у вас жизнь или сохранить ее. Все зависит от того, примете ли вы мои условия. — Зловещая улыбка вновь появилась на изрытом оспинами лице Моралеса.
Нетрудно было представить, какие условия способно выдвинуть это чудовище, однако Микаэла сдержала рвущийся из груди стон. Главное — хоть как-нибудь отделаться от него. Опыт общения с Люсьеном Сафером научил Микаэлу играть в шарады. Если Люсьену удалось прикинуться любящим мужем, в то время как на уме у него была совсем другая женщина, почему бы ей не разыграть такой же спектакль с Карлосом?
— И что же я должна сделать, чтобы избежать смерти? — с деланным спокойствием спросила она.
— Стать моей любовницей, — решительно заявил Карлос.