Однажды в Москве. Часть I
Шрифт:
– А не проще было посвятить вас в детали? Ведь рискованно вести игру в темную, – спросила Гюлечка.
– Ну, не знаю… – нервно начал массировать виски Длинный. – Может, опасались моей реакции. Как-то Адылов проговорился, что на этом настояла сама Саламова. Ведь, по сути, она действительно подставила меня тогда. Я-то ей как последний лох рассказал про Джулию… Служба службой, а на душе у нее гадко было… Наверное.
– Да нет у нее никакой души! – воскликнул Ветеран в тельняшке. – Опер даже маму родную продаст ради службы. Мол, купил не два кг. картошки, а три. Еще и справку напишет…
Длинный как-то странно посмотрел на него, явно собираясь нагрубить, но, видимо, сдержался, продолжил рассказ…
Глава II
– Я легко вычислил цыганку на Рижском. Маринка – красивая и немного в теле брюнетка с хорошо подвешенным языком была достаточно известна на рынке и имела определенный авторитет не только у цыган, но и среди чехов, контролирующих тогда Вещевой рынок. Она конкретно сидела на сигаретах. Торговала не только оптом, но и рознично. Розничная торговля позволяла определять изменения вкусов потребителей, а главное, быть в курсе дел по всему рынку.
Только после я узнал, что табачный бизнес являлся ширмой у цыган. Основную прибыль они имели от продажи наркоты, в том числе промышляли герой. Ну, героином…
В конце восьмидесятых между чеченцами и азербайджанцами произошел конфликт на Рижском рынке. В результате чехи взяли под контроль Вещевой рынок, а азербайджанцы потеснились в традиционный для них Фруктовый и Цветочный. У чехов тогда в Москве, да и по всей России позиции сильнее были, и они отличались сплоченностью, чего не хватало тогда, да и сейчас, что греха таить, нашему брату. С цыганами хоть церемонились, но считалось, что они данники чехов – платят им за так называемую “защиту”.
Что из себя представлял в начале и в середине 90-х Рижский рынок, теперь, наверно, помнят немногие. Коротко и образно: здесь в то время и при желании можно было приобрести от самых нежных причудливых цветов до самого разнообразного металла – можно иметь в виду и танк…
Так вот, цыгане свободно промышляли не только в чеченской зоне, но и в азербайджанской, хоть и платили только чехам…
– Нас не интересуют разборки и войны этно-преступных групп, – проворчал Прилизанный – давайте, по существу.
– Вы понимаете… товарищ, – неторопливо ответил Длинный, – после конца советской эпохи простые обыватели вдруг проснулись и осознали, что их окружает совершенно другой мир с новыми причудами и правилами. В Москве в начале 90-х невозможно было определить, где пересекается закон с криминалом, где справедливость, а где беспредел. Вам, конечно, из окон ваших нашпигованных кондиционерами кабинетов, тем более 20-30 лет спустя, трудно все это понять и представить. Потому давайте договоримся, если я рассказываю что-то, по-вашему, не совсем по теме, значит, это имеет самое непосредственное отношение к этой самой теме, в чем вы чуть позже убедитесь.
Чинуша слегка покраснел и промолчал. Длинный продолжил…
Когда я купил у Маринки пачку “Родопи” и неуклюже передал привет ей от Алика из Баку, она, перестав крыть матом какого-то вороватого вида субъекта, тотчас переключилась на меня, махнув тому, как назойливой мухе.
– Слава богу! – заметно волнуясь, она впилась в меня
Я кивнул.
– Подожди…
Она с неожиданной проворностью юркнула в палатку и вышла уже в сопровождении двух худощавых и мускулистых цыган, которые встали за ее спиной и с интересом начали меня рассматривать. Один был в какой-то смешной шляпе, не гармонирующей с его злой, угрюмой физиономией. А у второго – кучерявого в ухе сверкало золотое колечко. В нашем рассказе они будут фигурировать под прозвищами Угрюмый и Кучерявый. Который в шляпе развернулся и быстрыми шагами пошел прочь. Маринка что-то следом крикнула на цыганском и обратилась ко мне:
– Ты принес хорошую весть. Где он и, вообще, куда пропал?
– Сидит. Мы были в одной камере, я раньше вышел. Думаю, и он не задержится. За что и как – сам расскажет.
– Давно сидит?
– Месяц был со мной. После прошло еще два.
– Уфф… – облегченно вздохнула она, – главное жив, остальное неважно. Ходили слухи, что его кокнули на войне, да никто не поверил. Мансор не идиот, чтобы париться в этой мясорубке. Да и с хачиками он здесь чуть ли не взасос целуется. Тьфу!.. – харкнула она в прохожую часть поверх моих кроссовок с точностью снайпера. – Вот, кореш его армянский на рынке – Мишель или Мушег, обувщик – говорят, даже панихиду по его душу заказывал… Никол, – обратилась она к оставшемуся кучерявому цыгану с серьгой, – сообщи и заодно подбери себе туфли за весточку – эти разносились…
У того аж рот растянулся до ушей. Маринка зажгла сигарету, затянулась и вновь переключилась на меня.
– Вид у тебя озабоченный.
Я вздохнул:
– В Москву только прибыл. И сразу вляпался в историю.
– Что такое? – она нахмурилась.
– Неважно. Меня будут искать. Если что, буду здесь послезавтра в это же время…
День я провел на Киевском вокзале. На Курский не лез по понятной причине. Когда вновь прибыл к Маринке, Саламова уже ждала. Через несколько палаток, где торговали, кажется, вьетнамцы, я заметил Павла и Толика. У каждого в руке пивная бутыль, о чем-то болтали с веселенькой, узкоглазой хозяйкой палатки, но взглядом держали нас на прицеле.
Маринка мне кивнула, молча забрала небольшой мешок с сигаретами с прилавка и засеменила на рынок. Тотчас из окошка лавки выглянул уже знакомый нам цыган Николай с “брендовым” колечком в ухе.
– Ну, здравствуй, – с заметным смущением поздоровалась Наиля. Она сидела на чурке перед палаткой и, перекинув ножку на другую, курила. Без кепки и с короткой стрижкой она выглядела великолепно. Верхняя пуговица ее темной блузки была расстегнута, обнажая белоснежную шею и чуточку грудь. Кожаные светло-коричневые сапожки изящно смотрелись на стройненьких, длинных ножках.
Заметив, что братья расплачиваются с продавщицей, она быстро заговорила на азербайджанском.
– Я выполняла задание. Надеюсь, ты понял. Это дело серьезное, и потому мы чуть ли не каждого человека в вашей части воспринимали как потенциального предателя, тем более военнослужащего, питавшего нежные чувства к армянке. Теоретически могли тебя вербануть.
– А практически ты меня сдала!..
Все-таки не смог скрыть раздражения. Оно просачивалось через каждую мою клеточку. Много раз представлял себе эту встречу, готовил соответствующую речь…