Однажды в нашем городе

Грей Ронда

— Итак? Имя?

— Мне нравится Эвелин, — сказала она неохотно, — или Норма.

К ее удивлению, он ответил:

— И мне нравится Эвелин. Очень нравится.

Девочка насытилась и уснула. Непроизвольно Элен протянула малышку Нику, чтобы он уложил ее в колыбельку.

Палмерс сделал неожиданную вещь: сменил подгузник. Для дебютанта он справился с этим просто блестяще, не могла не отметить Элен. Ник бережно уложил девочку и накинул полог колыбельки.

— До свидания, моя маленькая Эвелин, — сказал он нежно и, наклонившись над дочерью, целуя ее в

пухленькую щечку, очень тихо добавил еще кое-что. Тихо, но не настолько, чтобы Элен не расслышала.

— Будем надеяться, что из тебя не вырастет такая мошенница и лгунья, как твоя мать.

После этих слов он вышел, не удостоив Элен ни единым взглядом и оставив ее в слезах. Она плакала, осознав неоспоримую истину: после того, как этот маленький ротик сосал ее грудь, а крохотные ручонки цепко за нее держались, Элен никому не отдаст свое сокровище. Никому.

8

Элен с ребенком оставили в больнице еще на пять дней. По ее просьбе Клиф Рэддинг купил приданое для малышки, и сейчас молодая мама с удовольствием рассматривала крохотные наряды дочурки. Предстояло еще многое приобрести: коляску, кроватку и кучу разных мелочей, но Элен решила сделать это после выписки из больницы, чтобы выбрать то, что понравится.

Через два дня после отъезда Николаса во Францию в палату принесли громадного розового плюшевого медведя. На приколотой к нему карточке было написано: «Самой красивой девочке в мире. С любовью от папы».

При одном только взгляде на игрушку Элен испытывала необъяснимый страх, глаза наполнялись слезами.

Элен упаковывала чемодан, собираясь отправиться домой, когда Ник Палмерс вошел в палату. На ней была лишь хлопковая рубаха с застежкой спереди, едва доходящая до середины бедер. Элен заметила его вдруг потемневший взгляд, пробежавший по ее полуобнаженной фигуре, и покраснела. Как всегда, тело ее реагировало на присутствие Палмерса по-своему, не считаясь с волей хозяйки. Странно и непонятно! Разве нормально желать мужчину, когда ты едва оправилась после родов?

В последние дни у Элен было достаточно времени, чтобы подумать о своем поведении и пожалеть о допущенных промахах и ошибках. Она поступила глупо и трусливо, решив ничего не говорить Нику о беременности, но тогда это казалось ей единственно возможным вариантом. Бесполезно изводить себя упреками. Теперь важно другое: рано или поздно Палмерс должен узнать о том, что она не намерена расставаться с дочерью. Узнав об этом, Николас, конечно, заявит о своих правах на девочку. В этом сомневаться не приходится. Значит, и для ребенка, и для них было бы лучше, если бы между Элен и Ником установились нормальные, вежливые отношения, без бурных выяснений отношений.

— Привет, — поздоровалась Элен.

Николас пристально взглянул на нее, стараясь, видимо, угадать, в каком она настроении.

— Привет, — спокойно ответил он и, кивнув на колыбельку, спросил: — Как Эвелин?

Элен улыбнулась.

— Превосходно, как мне кажется, хотя я…

— Машина ждет внизу, — коротко сообщил Палмерс.

—

Для чего?

— Отвезти тебя домой, для чего же еще? Или ты думаешь, что я мог позволить тебе вызвать такси?

Гордость Элен была задета, она вскинула подбородок: он дал понять, что у нее в целом мире нет человека, на которого она могла бы положиться.

— Спасибо, но за мной заедет Клиф Рэддинг.

Палмерс помрачнел.

— Стало быть, он зря проедется.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Ты едешь со мной, вот что я хочу сказать. Может быть, ты все же оденешься?

Почувствовав себя загнанной в угол, Элен кивнула, прикусив губу, и решила делать то, что он скажет. Не стоит продолжать пререкаться с Ником, он может ответить, и ответить жестоко.

— Будь любезен, отвернись, — напряженно попросила она.

— Не слишком ли вы опоздали со скромностью? — последовал немедленный ответ, но все же мужчина подчинился.

Элен надела лимонного цвета шелковую блузку и серую юбку в складку, с радостью убедившись, что все оказалось впору.

— Можешь поворачиваться, — разрешила она.

Николас прищурился, глядя, как женщина проводит щеткой по шелку черных волос, и в тот момент, когда густые пряди, взлетев, упали на грудь, не мог удержать возгласа восхищения.

— Ты понесешь Эви или предоставишь это мне? — спросил он, явно нервничая.

Вспомнив, с какой нежностью он держал ребенка, Элен улыбнулась.

— Ты можешь нести ее, если хочешь.

Он скривил губы — похоже, эта гримаса становилась для него привычной.

— Конечно, хочу.

Все медсестры высыпали в холл родильного отделения, чтобы попрощаться с Николасом Палмерсом. Неудивительно, он оставил им не только шампанское, шоколад, фрукты и цветы, но и весьма внушительный чек в Сестринский Благотворительный Фонд, предназначив деньги на устройство Рождественского бала, и тут же был приглашен на него в качестве почетного гостя.

Элен наблюдала за обменом любезностями с растущим чувством беспокойства, которое, как ни трудно ей было в этом признаться, весьма походило на ревность.

Возле подъезда знакомого черного лимузина не было видно. Внимание Элен привлекла блестящая зеленая, как жук, машина марки «бентли». Шофер в униформе распахнул перед ней заднюю дверь, и она села. Следом за ней в салон пробрался и Николас с Эвелин на руках. Он осторожно уложил девочку в специально вмонтированную колыбельку. Элен чувствовала себя еще более смущенной.

— У тебя другая машина. Я думала, та — большая черная…

— У меня их несколько.

— И в каждой, полагаю, есть колыбельки?

— Во всех неспортивных моделях. Я установил колыбельки на прошлой неделе. Мне это кажется весьма удобным.

Элен проглотила комок. Не удивительно, ведь он собирался удочерить Эвелин. Однако это было до того, как она решила оставить девочку себе.

— Николас…

Он нахмурился.

— Давай не будем начинать этот трудный разговор в машине, Элен. При сложившихся обстоятельствах благоразумнее подождать, пока мы приедем домой.