Однажды в отпуске или надежда есть всегда
Шрифт:
Никаких тебе истерик, бурь и страстей! Только любовь к космосу.
Будто для меня Вселенная нашла идеального мужчину, что не раздражал, не болтал много и не делал из всего трагедии.
Мы летели теперь лишь на предполагаемое существование подходящей для исследования планеты, что рассчитали наши учёные. Есть там такая планета или нет, предстояло только узнать. Хуже было то, что до неё ещё добраться надо. Расстояния были гигантскими даже для наших супердвигателей.
– Надо радоваться, что не двести лет добираться, а только месяца три, ну, может, чуточку больше, – говорил второй пилот
– Да, вот это было реально обидно! – поддержал Костя. – Потратить жизнь на сидение в корабле, чтобы так и не увидеть цель своего назначения.
– Если бы не эти люди, у нас бы не было других заселённых планет, кроме Земли, – сказал капитан, и все замолчали, будто задумавшись над этой мыслью.
Я-то точно считала, что для человечества без этих исследователей наступила бы «крышка», так как они помогли расселиться слишком большому количеству народов на Земле. Искренне считаю, что закончилось бы всё плохо, без этих новых территорий. Случились бы или массовый голод, или глобальная война, или пандемия, что-то бы точно подкосило человечество, что стояло на грани вымирания.
Было несколько грустно жить без возможности выхода из корабля на воздух, но это время мы с Настей проводили в обучении.
То Костя, то капитан, то техники, водили нас по кораблю и показывали, какие тут есть системы, как их можно запустить или починить что-то несложное.
Мы очень старались вникнуть, хоть нам и было сложно, особенно механика. На этом корабле её оказалось достаточно много, чего я никак не ожидала в наш прогрессивный век.
– Экипаж должен сам всё чинить, – усмехался Белов, – электроника хорошо, микросхемы тоже неплохо, но кто их будет восстанавливать в случае чего? Всё на свете не предусмотришь! А тут мы предоставлены сами себе, никто не прилетит нас спасать, так что многое взято из основательного и надёжного прошлого, но в современном исполнении!
Анатолий просто «непроходимый» оптимист, из тех, кто считает, что если и упадёт лицом в грязь, то исключительно в лечебную.
Так и проходили наши дни, пока однажды не произошло то, что изменило весь дальнейший полёт, да и нашу жизнь, если задуматься.
Был очередной день нашего долгого полёта. Время близилось к обеду, так что я осталась в гидропонике одна. Настя убежала уже к Косте, чтобы пригласить его на обед.
Я же задумчиво осматривала свои владения на предмет того, каким бы исследованием себя занять, пока долетим до нужной планеты.
В какой-то момент пространство будто изменилось. У меня страшно сдавило виски, к горлу подкатила тошнота, всё тело будто пыталось смять в невидимом прессе. Из носа потекла кровь. Мне было так плохо, что я упала на стол, не имея сил подняться. Если так выглядит смерть, то она просто ужасна!
Врачи ведь давали мне намного больше времени, так отчего же я умираю сейчас? Может, мне нельзя было улетать в космос? Но подумала я об этом только сейчас.
Очередная волна давления на мою бедную голову, зрение помутилось, и я потеряла сознание. Видимо, это к лучшему, так как выносить эти ощущения было просто невозможно.
Глава 20.
В себя приходила с ощущениями не лучше прежних. В голове что-то пыталось лопнуть, если верить ощущениям. Эта натянутая струна в черепе пугала до слёз. Глаза было открывать откровенно страшно.
Что такое со мной случилось, что едва богу душу не отдала?
В ушах стоял противный звон, сквозь который я слышала биение собственного пульса, он будто отдавался эхом в моей голове, вызывая содрогание той самой иллюзорной нити.
Одна умная мысль всё же в этой какофонии звуков у меня сформировалась: нужно позвать на помощь. Что толку тут страдать в одиночестве, ведь на борту есть врач!
Со всем возможным усилием в таком состоянии сосредоточилась на том, чтобы открыть глаза. Это оказалось совсем непросто. Веки стали просто свинцовыми и не желали подниматься.
Наконец, я смогла приоткрыть их, но легче не стало. Перед глазами плясали цветные пятна, разливаясь то голубыми, то фиолетово-жёлтыми разводами. Да что же это такое?!
С досады удалось даже застонать, но никто не спешил спросить, что со мной?
Через пару минут стало чуточку получше, мельтешение перед глазами стало меньше, и я поняла, что смотрю на потолок гидропоники, где горят лампы, хоть и не все.
– Люди, – едва прошептала я, но ответа не было.
– Айтишка! – чуть громче, но в ответ раздалось какое-то грозное шипение или заикание, так и не пойму сразу.
Я попробовала приподняться, но быстро поняла, что это слишком поспешное решение, так как голова просто взорвалась болью. Со стоном упала обратно и отключилась, потому что голова не выдержала встречи с полом.
Очередное пробуждение вышло не в пример более приятным, так как боли не было. Даже как-то не верилось в это, и я осторожно попробовала пошевелить пальцами, потом рукой, затем ногу согнула и стукнулась обо что-то коленкой. Только тогда решилась открыть глаза, чтобы понять, что я лежу в реанимационной капсуле, а вокруг меня сидят остальные члены команды и что-то обсуждают, а видок у них потрёпанный.
Слышно мне ничего не было, так как капсула была полностью звукоизоляционной. При желании врача она, видимо, именно этот режим и включила. Однако мне очень хотелось бы знать, что произошло, так как этот сбор идёт явно не от хорошей жизни на корабле.
Я снова постучала по стеклу, так как мои манёвры остались незамеченными из-за напряжённой беседы.
Наконец, Настя увидела мои шевеления и ткнула в мою сторону пальцем. Вся команда в едином порыве уставилась на меня, а потом будто бы незаметно облегчённо выдохнула. Так что, мне было настолько плохо, что не чаяли выходить? Как-то страшно стало опять.
Марина подошла ко мне и что-то потыкала в мониторе, мне стало слышно окружающие звуки.
– Пока не выпущу, лежи там, а то только показатели стали приближаться к норме, – строго сказала она мне и вернулась на своё место.
Я не слишком-то и возражала. Мне было так хорошо, что я совсем не мечтала о возвращении того жуткого состояния, что привело меня сюда.
– Привет, – осторожно проговорила я, но голова никак не отреагировала, и я продолжила бодрее, – а почему тут собрание?