Одно чудо на всю жизнь
Шрифт:
Когда и как появились в вагоне эти странные ребята, Витёк не заметил. Сразу услышал голос — шепелявый и какой-то невыразительный, словно его носитель не очень хорошо владел родным языком:
— Ой, мальчик задачки решает! Ты посмотри, Мокрый, какой хороший мальчик! Наверное, отличник. Ты отличник, мальчик, да? И девочки какие хорошие. Тоже, наверное, хорошо учатся… И в какой школе вы учитесь, дети? И вот объясни, мне, Мокрый, что это такие хорошие дети в нашем поезде делают? А?
Витёк растерялся, закрутил шеей. Мальчишек было четверо, все на вид старше их. И это «на вид»… У одного — засохшие зелёные сопли под носом, у другого вообще нос ощутимо свёрнут на сторону, у третьего — сандалии на босу ногу, а ведь ноябрь, вчера лёг первый снег… Откуда они такие
— Ребята, чего вам надо? — стараясь говорить рассудительно, спросил Витёк. — Мы вас не трогаем.
— Не по-онял, — чернозубо улыбнулся старший. — Это мы тебя, шибздик, пока не трогаем. А захотим — тронем. Это наш поезд.
— В каком смысле — ваш? — поинтересовался Витёк (парадоксально, но, несмотря на явную опасность, ему действительно стало интересно — каким образом эти странные пацаны считают своей пригородную электричку).
Вожак безошибочно, по-звериному, уловил в Витьке подлинность интереса и отсутствие страха.
— Ты у меня щас доспрашиваешься… — прошипел он. Один из младших пацанов (тот, у которого нос на сторону) вырвал у Витька книжку с листком и швырнул на пол в проход.
— Подожди, Вонючка, узнать надо, — пробормотал сопливый.
Витёк проводил взглядом так и нерешённую задачу и оглядел вагон. Семья у входа поднялась как по команде. Ага, вот и команда:
— Петя, пошли отсюда! Куда, куда, в другой вагон! Покоя нет от этой шпаны!
Интеллигентного вида дядечка с интересом склонился над газетой. Тётка доела мороженое и теперь вытирала руки огромным клетчатым носовым платком. Никита побледнел в прозелень, тетрадка в руках трясётся. Капризка смотрит сквозь стену, куда-то за пределы вагона. Маринка от страха просто закрыла глаза.
— Отстаньте от нас, пожалуйста, — Витёк всё ещё старается быть вежливым, старается не злить парней.
— Сейчас я от тебя отстану, сопля! — заводится Вонючка.
— Ну кто бы говорил про сопли, — Витёк неожиданно улыбается, подмигивает носителю зелёных соплей и сразу лишается единственного защитника, который предлагал не драться, а что-то узнать.
— Ну, с-сука, щас я тебя порешу! — визжит сопливый и сверху бросается на Витька, тянется к его шее. Витёк успевает вскочить, но тут же падает, и пацаны, сцепившись, катятся в проход. Вонючка пинает клубок ногой, ещё один пацан сбивает шапку с Никиты. Маринка по-прежнему сидит с закрытыми глазами, похожая на статую в Летнем саду [55] . Капризка визжит и, выставив вперёд когти, бросается сзади на Вонючку, потому что он стоит ближе всех. Старушка в резиновых сапогах пробирается к краю вагона, волоча за собой букет и сетку с котом. Кот стукается о сапоги и оглушительно вопит.
55
Летний сад — памятник садово-паркового искусства первой трети XVIII века в центре Санкт-Петербурга, заложен по повелению и первоначальному плану Петра I в 1704 году и украшен различными статуями.
— Милицию! Милицию мне! — шепчет старушка в переговорник, пробиваясь сквозь визг Капризки и вой кота. — Мальчишки вусмерть передрались! Скорее! Да почём я знаю, какой вагон! Где написано? Я без очков не вижу! В начало я садилась, не успевала. Идите скорее! Вусмерть, говорю! Да кот это мой вопит! Люди вы или кто?
Виктор Трофимович отложил подписанную характеристику на Кононова Алексея Геннадьевича, взял пирожок с капустой и подтянул к себе вчерашнюю сводку. До оперативки оставалось ещё сорок минут. Андрюша за столом заполнял какие-то бумаги. Внезапно что-то остановило тренированный милицейский взгляд. Несколько секунд Виктор Трофимович туповато пялился на листок, стараясь сообразить, потом — вспомнил.
— Андрюша, пропавшая девочка из какой у нас школы была? Ну, у которой папа и икра…
— Так нашлась девочка-то!
— Посмотри,
— Сейчас, в журнал гляну… Это когда ж было-то? А — вот: двести тридцать девятая гимназия, класс седьмой «А».
— Ясненько-колбасненько! — Виктор Трофимович от волнения положил пирожок на только что подписанную характеристику. — Я и гляжу, что-то знакомо. Эти вчерашние — та же школа, тот же класс.
— Какие вчерашние?
— Ты сводку смотрел? Питерские дети с нашей вагонкой [56] передрались. Наши, ясненько-колбасненько, смылись, растворились, яко тать в нощи [57] . Велят найти. Если на месте не словили, где ж их теперь найдёшь? А питерскому пацану пришлось помощь медицинскую оказывать. Вот: Савельев Виктор, двести тридцать девятая гимназия, седьмой «А» класс. Чего это они сюда повадились-то, а?
56
Вагонка — шпана, промышляющая в электричках.
57
Яко тать в нощи (книжное) — неожиданно, внезапно. Выражение восходит к церковно-славянскому тексту первого послания апостола Павла к фессалоникийцам (глава 5, стих 2). Тать — устаревшее «вор».
— Так девочка-то ещё неизвестно где была…
— Знаешь, не верю я в такие совпадения… Кто там был-то? Линейные? Набери-ка мне номер, я их поспрашаю. Должен же я по эпизоду реагировать, предупреждать рецидивы… Але! Здравия желаю! Капитан Воронцов из Северного округа. У меня тут вопросики имеются… Записываю номер. Але!.. Ага, ага! Здравствуй, лейтенант. Ребятишек в электричке ты вчера разнимал? Вот, вот. По всему выходит — мои ребятишки… Да понял, что не заметил… Ты мне вот что скажи: чего эти, питерские, там делали? Что говорили? Что?! На лыжах катались?.. Лейтенант, а у них лыжи были? Так. Та-ак. Ясненько-колбасненько. Спасибо, лейтенант… И тебе тоже.
Виктор Трофимович постучал карандашом по столу, встретил вопросительный Андрюшин взгляд:
— Что-то тут нечисто, Андрюша. Чутьё старого мента подсказывает. И девочка с икрой где-то здесь была, и эти… В общем, если из этой школы ещё кто-то засветится, дай мне знать…
— Хорошо, Виктор Трофимович, обязательно дам знать. Вы что думаете, наркотики? Так дети ж совсем…
— Ничего я пока не думаю. А только нечего им здесь осенью по вечерам-ночам делать. И про лыжи врут явно, даже не стараясь. Надо поглядеть — вот что я думаю.
— Хорошо, Виктор Трофимович, поглядим. Пойдёмте сейчас, люди уже собрались.
В коридоре, раздвигая беседовавших участковых, к Виктору Трофимовичу рванулся огромный мужик с татуировками на обоих кулаках:
— Виктор Трофимович!
— Вам чего? — удивился Виктор Трофимович. Мужик был колоритен, но не припоминался. Могучие кулаки с восходящими солнцами были похожи на две пачки давно канувших в Лету [58] папирос «Север» (их пятьдесят лет подряд курил Трофим Игнатьевич, и сыну они, естественно, запомнились).
58
Кануть в Лету — бесследно исчезнуть из памяти людей. Лета — река забвения в древнегреческой мифологии.
— Кононов я, Алексей Геннадьевич. Мне характеристику надо, для работы, по месту приписки. Участковый сказал: у вас!
— А, да! — Виктор Трофимович вернулся в кабинет и тут же болезненно сморщился. Поднял с листка-характеристики огрызок пирожка и долго смотрел на большое масляное пятно, под которым синие буквы стали блекло-голубыми. — Ёшкин кот! — наконец выругался он и с виноватым видом шагнул в коридор навстречу могучему Кононову, который уже протягивал за характеристикой клешнястую руку…