Одноглазые валеты

Мартин Джордж Р.Р.

Сама комната была жалкой лачугой; даже за годы работы в сфере соцобеспечения она не видела ничего хуже: помятые стены из алюминия словно собрали из кусков старых навесов, бетонный пол был покрыт пятнами, одинокая лампочка свисала с потолка на неизолированном проводе. Дверь представляла собой кусок деформированной фанеры с веревкой вместо ручки. Пэтти сидела на единственном предмете мебели: на откидном кресле из искусственной черной кожи, жутко разодранном и покрытом мерзкими пятнами.

Пэтти попробовала встать. Несмотря на грязь, несмотря на заброшенность, несмотря на неприятный запах изо рта, забитые

легкие и дурман в голове после кокаина, это тело было восхитительным: ухоженным, крепким и стройным. И все же ей пришлось напрячься. Колени затряслись, и она снова резко села. Пэтти заставила себя улыбнуться, принять невероятно самодовольный и надменный вид, который сопутствовал этому парню.

Нахмурившиеся ребята стояли по обе стороны выхода. Сейчас их было трое; остальные, по-видимому, ушли. Она узнала того, который был с Дэвидом. У Прыщавого остался серьезный рубец на ноге и разбитый нос – следы драки со Странностью. Его лицо и плечи были стесаны до крови, а лицо с левой стороны припухло и побледнело. Рядом с ним стояла симпатичная, стройная и хрупкая девочка не старше тринадцати лет, под ее топом лишь наметилась грудь. Широко раскрыв глаза, девочка смотрела на Пэтти. Ее лицо было круглым, по-нежному привлекательным. Прыщавый обнимал ее одной рукой, пальцами поглаживая правый сосок. Она сердито посмотрела на него и отошла, а затем снова странно уставилась на Пэтти. Третьей из них была молодая женщина с хмурым выражением лица и в грязной футболке; она стояла, уперев руки в бока. Судя по взгляду Прыщавого, он ей подчинялся.

– Ты на хрен кто такой?

Пэтти поняла, что не хочет раскрывать им свой пол.

– Часть Странности, – наконец ответила она. – Можете называть меня… Пэт [79] . – Она усмехнулась, услышав напряжение в этом новом голосе.

(О, Эван, как жаль, что не ты был Доминантным в тот момент. Тебе, конечно, пришлось бы смириться с белой кожей, но пол тебе подошел бы. Тебе бы понравилось.)

Ее почти изумило отсутствие какого-либо ответа в ее голове.

79

Пэт – в английском языке является сокращенным и от женского имени Патриция, и от мужского Патрик.

(Одна. Боже, это так странно.)

– Молли, мы должны доложить об этом Блоуту, – сказал Прыщавый.

– Не сейчас. Не сейчас, приятель. Может, Дэвид вернется. – Ее не так уж радовала эта мысль, но она пожала плечами. – Он ведь знает, куда мы пошли, да? Он придет за нами.

Пэтти снова поднялась и в этот раз удержалась на ногах. Прыщавый медленно моргнул, сердито посматривая на Пэтти, и сжал в кулаке кусок железной трубы.

– Нам надо связать его на хрен, Мол. Дэвид убьет нас, если мы налажаем с его телом.

– С чего вы взяли, что Дэвид вообще вернется? – спросила Пэтти.

(Боже, какой бархатистый голос. Любой политик душу бы за такой отдал. Что скажешь, Джон? – Потом: – Надо это прекращать. Здесь никого нет.)

– Эй, придурки, у меня в Странности еще двое друзей: и когда вы, трусы, убегали, именно они контролировали ситуацию, а не Дэвид.

Она блефовала. После

прыжка Пэтти видела схватку за контроль, разразившуюся в Странности. Никто не был Доминантным; Странность двигалась безумно, бесконтрольно. Подростки схватили ее и убежали прежде, чем какая-либо из сторон одолела другую. Пэтти не сомневалась, что Джон достаточно силен, чтобы быстро стать Доминантным, но бедняга Эван…

Она не знала, что могло с ними случиться. Если выиграл Дэвид, то Странность, возможно, находилась в Джей-тауне, занимаясь вещами, о которых ей лучше не думать.

(Ты ничем не можешь помочь. Главное – остаться в живых. Постарайся выбраться отсюда.)

– Он вернется, а ты пока будешь сидеть здесь, – нервно проговорил Прыщавый, облизывая губы, и взглянул на Молли, ища ее одобрения. Девочка, стоявшая рядом с ним, все так же же молча смотрела на Пэтти.

– Ты не знаешь Дэвида. Он получает, что хочет. Он сильный. У него свои методы. А ты, ты на Рокс. Здесь ты – мясо.

– Дэвид не знает, с чем он столкнулся в Странности, – продолжила блефовать Пэтти. – Может, он так и не выберется. А мне это тело очень даже нравится. – Прыщавый посмотрел на Молли. Другая девочка пристально глядела на нее. – Что? – спросила Пэтти. – В чем дело?

Молли лишь пожала плечами, но Прыщавый усмехнулся.

– Его нет уже давно, прошла не просто пара часов. Никто не знает, что случается с теми, кто слишком долго задерживается в чьем-то теле.

– Может, Блоут знает, – сказал Прыщавый.

Молли насмешливо сказала:

– И с какого перепугу ты так считаешь? Думаешь, Блоут прыгает?

– Он читает мысли, скажешь, нет?

Молли только снова усмехнулась над ним.

– Это никак не связано с Блоутом.

– Все на Рокс связано с Блоутом, – настаивал Прыщавый. Парень засопел и вытер нос рукой. По щеке растерлись сопли вместе с кровью.

Молли вздохнула.

– Ладно. Может, нам и правда нужно рассказать Блоуту о том, что происходит. Черт, да он и так наверняка уже знает. Разберешься тут?

Прыщавый нахмурился.

– Черт, – сказал он. – Конечно. Мы с Келли останемся тут и все уладим.

Внимательный взгляд Келли не отрывался от Пэтти. Цвет ее широко открытых глаз был то ли серым, то ли голубым.

– Видишь, как она смотрит на тебя? – прошептала она дразнящим тоном Эвану, хихикая после выпитого вина. Вечеринка Джона по сбору денег для первой сенаторской кампании Грегга Хартманна закружила их в своем шумном водовороте. – Та, худая, со слишком ярким макияжем, в углу около твоей скульптуры. Не отрывает от тебя глаз с того момента, как вошла сюда.

– Боже, Пэтти, какие у тебя пошлые мысли. Это дочь Сэлчоуса. Она еще учится в школе. В прошлом месяце я продал ее отцу две картины.

– Я когда-то тоже была школьницей. Настоящая подростковая страсть. Я тоже это проходила. Гормоны просто затмевают твой разум. Что думаешь, Эван? Она молодая, богатая, вероятно, жаждущая любви, пусть и немного неопытная. Думает, каково белой девушке с таким большим черным жеребцом, как ты.

– Пэтти…