Одноглазый Сильвер, страшный разбойник с острова Фельсланда(Повесть)
Шрифт:
— Ах вот как! — наконец произнес он. — Вот как. Так вот ты значит какой!
Он взял себя в руки и смотрел теперь на Тыну с одобрением, свойственным каждому серьезному творцу.
Домовой — а он был на полголовы выше своего хозяина — хотя и смотрел на Белопуза сверху вниз, сумел все же придать своему взгляду выражение льстивой собачьей покорности.
— Ах вот как, — вздохнул Белопуз и легонько почесал лоб. — Взгляд у тебя не очень прямой, Тыну. Но выпрямить его, как ты сам понимаешь, я уже не могу,
Человек и домовой при свете луны направились в Прибрежную усадьбу. Белопуз впереди, Тыну, как верный пес, следом за ним. Если бы у Белопуза были глаза и на затылке, то вряд ли он стал бы так беззаботно насвистывать. В косых глазах домового Тыну от покорного собачьего выражения не осталось и следа; его глаза жадно рыскали по сторонам, как два злых бесенка.
— Вот так, Тыну, — сказал Белопуз, подойдя к крыльцу Прибрежной усадьбы.
— Куда прикажешь, хозяин? — пророкотал Тыну в порыве служебного рвения. — Куда доставить лошадь?
Куда — галоши? Куда коврик бесценный? Куда гвозди из стенки?
— О? — воскликнул Белопуз. — Ах вот как?!
— С веревки прищепки? Веревку на ветке? Метлу из сеней? Вилы, что рядом? Лопаты не надо? А грабли из сада? А может быть, сечку, что там, за печкой?..
Не переводя дыхания, домовой тараторил названия всего, что попадалось на глаза.
— Ах вот как! — только и восклицал господин Белопуз. — Вот как! — восклицал он, перебивая домового, и его лицо все больше вытягивалось.
— Куда прикажешь, хозяин? — требовал Тыну в неописуемом рвении.
— Будешь компаньоном Мику. И это все!
— Хозяин?! — закричал домовой. — Прикажи домовому порыскать, богатство поискать! — и глаза его загорелись сернисто-желтым блеском.
— Спокойной ночи! — сквозь зубы сказал Белопуз и удалился.
У крыльца воцарилась настороженная тишина. Она затянулась.
Мику-Пака фыркнула и стала рыть землю.
— Что ты там ищешь? — завел разговор Тыну.
— Ничего, — ответила Мику-Пака. — Просто так рою.
— Дура! — взъелся домовой. — Чего ж ты попусту роешь, если там ничего нет!
Мику-Пака перестала рыть. Тон собеседника показался ей обидным. Но дни одиночества научили ее многое терпеть. Кроме того, ей не давал покоя очень важный вопрос.
— Послушайте, Тыну, — сказала Мику-Пака. — Я хотела бы задать вам один… несколько деликатный вопрос.
— Валяй, спрашивай, — отозвался Тыну.
— Мне бы хотелось знать, может быть, вы… происходите от домового?
— Ха-ха-ха, ну и серая же ты! — расхохотался домовой. — Произошел от домового — ха-ха-ха! — Нет, приятель, домовые от домовых не происходят. Домовых делают!
— Из дерева? — с замирающим сердцем спросила Мику-Пака.
— Кого из досочки, а кого из косточки, — ответил Тыну. — Я лично из дерева.
— Остальные,
— По правде говоря, их не делают. Они — вот потеха! — они сами плодятся. Вот бред собачий — ха-ха-ха!
— Я бы еще кое-что спросила, — помолчав, сказала лошадка. — Вот если бы вы смогли выбирать — каким бы вы больше хотели быть — из досочки или из косточки?
— Вот чудачка! — потряс своей растрепанной шевелюрой домовой, — если бы меня была тысяча, то и тогда я тысячу раз хотел бы быть только из дерева!
— Это так приятно слышать! — с облегчением вздохнула Мику-Пака. — Я очень счастлива, что могу общаться с вами. Потому что я ведь тоже — из дерева!
— Это сразу заметно! — рявкнул домовой.
— Я… не совсем поняла вашу мысль, — пролепетала Мику-Пака.
— Вы да вы! — заявил домовой. — Что ты ломаешься! Говори ясно — ты, и дело с концом!
— Я не привыкла, — смутилась Мику-Пака. — Но я постараюсь. Потому что ведь мы с вами… с тобой братья по крови и по судьбе — оба из дерева.
— Ну-ну! — пробурчал домовой. Он внимательно разглядывал себя. — У тебя нет ли под рукой зеркальца?
Мику-Пака, бедняжка, к сожалению, не знала, что такое зеркальце. Конечно, она могла бы спросить домового, но почему-то не решилась.
— Ну, что ты там мешкаешь! — нетерпеливо заорал домовой. — Я ж его не съем. Давай сюда!
Мику-Пака растерялась. Потом она взяла себя в руки.
— У-у… у меня… нет! — пролепетала она.
— Жадина! — презрительно бросил Тыну. — Тогда, по крайней мере, посмотри, что у меня здесь в ухе болтается. Как ни таращу глаза, а все равно своих ушей не вижу!
— Сверху белое, блестящее. А пониже узорчатое желтое кольцо, — сообщила Мику-Пака.
— И блестит?
— Блестит.
— Ха-ха-ха, — обрадовался домовой. — Золото! Это золото! — Он потряс колечком. — Это золото!
Слышишь, как звенит!
Домовой наслаждался позвякиванием довольно долго. Мику-Пака с удивлением наблюдала за ним. С гораздо большим удовольствием она бы теперь порыла землю, но грубое замечание нового соседа значительно поколебало ее уверенность в себе.
— Серный чад и третьи петухи! — вдруг заорал домовой. — Хозяин меня бесстыдно надул. Он сделал меня без метлы! Скандальное недоразумение!
— Он сказал, что ты можешь кататься на мне, сколько тебе вздумается, — сообщила Мику-Пака.
Глаза Тыну тотчас засветились.
— Он это вправду сказал?
— Сказал!
— Можешь поклясться?
— Могу!
— Тогда поклянись! Серным чадом и третьими петухами!
— Клянусь! Серным чадом и третьими петухами.
— Что же мы канителимся! — И домовой вскочил в седло. — Сделаем пару кругов по острову: мне надо знать, где тут можно что-нибудь свистнуть. Айда, поехали!