Одноклеточный
Шрифт:
Вообще-то я думаю, что это незаконно, боевые патроны по людям применять. В рекламе везде про резиновые пули говорится и шоковые гранаты. Наверное, для той «тойоты» защиту у русских купили, это они свинцовыми пулями шмаляют.
Как с холма спустился, так нужно поворачивать направо, вдоль портовых складов. Напротив такого склада я после школы снял квартирку со спальней и гостиной, когда родители в пансионат для престарелых переехали, а дом продали за долги. Место, конечно, шумное, только двойные стекла спасают. Прямо перед маншёном огромный склад, а за ним вереница кранов, и все постоянно работают. Особенно ночью –
Наш дом все жильцы маншёном называют, потому что его на муниципальные деньги строили. А так дом как дом, таких в нашем районе целая куча.
За портовыми шумами я даже не услышал, как слева, из узкой дороги между складами выскочила целая кавалькада байков с выключенными фарами. Самый первый из них ударил «хорнет» по переднему колесу, руль вырвался у меня и рук, чуть не пропоров рукояткой тормоза живот. Меня буквально выбросило из седла! Перед глазами мелькнули чёрные фигуры на мощных байках, с блестящими в свете огней шлемами.
По-моему, я стукнулся о рекламную тумбу, потому что когда мне удалось оглядеться, она была совсем рядом. Мой верный «хорнет» лежал на боку. А вокруг нас с ним стояло несколько байков, слышался глухой рык моторов и отчаянно воняло горячим машинным маслом.
– Ксо! Живой гоблин-то! – хохотнул кто-то, наклонившись ко мне. – Ты гляди, Тони, какой тучный! О бочку башкой хряснулся, и хоть бы шею свернул.
– Я не тучный.
– Да это гайдзин, банда! Гляди, глаза как в анимэ. И наверняка синие!
– А почему тогда говорит по-английски?
Мне удалось приподняться на руках и сесть, опершись спиной о круглый бок тумбы. Кажется, все кости остались целыми, только в животе пульсировал горячий комок. Там, где в него рукоять байка врезалась.
– Гляди, с толмачом ездит! Эй, ты бака, что ли? Или правда гайдзин?
Я поправил динамик на ухе, потрогал его усик, провёл пальцами до микрофона под губой. Все уцелело, только дужка немного погнулась. Я столько раз в детстве слышал вопрос «ты дурак?», что уже его не замечаю.
– Эй, ахо! Трафик-то нулевой, ты как в Тони въехать умудрился? – Этого парня я разглядел – тощий и с крупной головой, а глаза блестят как у лангуста и такие же круглые. И будто чем-то удивлён. А на шее у него какая-то странная штука висела, прямо под челюстью.
– Ну, поехали? – спросил девичий голос.
Байкеры уже стали натягивать шлемы обратно, как один из них провёл рукой по крылу своего мотоцикла и сказал:
– Тормози, камайну. Знакомиться будем. С кого страховку трясти? С тебя, Чипаня? Или ты расплатишься, Пец?
– Ты чего, Тони?
– Вот и идите юзом. А нам с парнишкой потарахтеть надо. Надеюсь, он меня поймёт…
Он ловко спрыгнул с байка и шагнул ко мне, затем
Мне повезло, что смарт не повредился. Паспорт, карточку соцстраха и банковский код ещё можно по сети скачать, если с работы. А вот отпечатки пальцев, радужку, голос и мою голограмму пришлось бы заново в полиции снимать.
– Э, да ты чёрный! Слышь, камайну, у него чёрный паспорт. Местный он, наш, никакой не гайдзин.
– Да ну?
Любопытные байкеры тут же слезли с колёс и столпились вокруг меня, и я увидел, что среди них две девушки. Прически у них были такие же короткие, но в ушах и губах блестели колечки, как у модных девчонок с музыкального канала.
– Встать-то ему помогите, чего уставились? – сказала одна, поменьше ростом. Колец у неё было всего три – в губе и на бровях.
Голова у меня закружилась, и я нащупал за спиной тумбу с оборванными листами бумеля, чтобы не упасть. Огни в чёрном провале улицы, из которой вылетела ватага байкеров, плыли будто в мареве пожара. Живот вдруг скрутило, и я согнулся едва ли не пополам, унимая его горячие толчки.
– Может, в больницу отвезти? – спросила та же девица, легко раздвинув приятелей. Она глянула на меня снизу вверх, и вдруг отшатнулась. Свитер сполз у меня с плеча, и показались курчавые светлые волосы. – Ковай! – вырвалось у неё.
– Чего испугалась? – подступил вожак, но я уже поправил одежду и ничем не отличался от них, разве что был выше и крупнее каждого в отдельности. – Отойди, Аоки, а мы пошумим чутка с малюткой. Поглядите пока его самокат, чего там с ним…
– Нашёл малютку. – Аоки уже усмехалась, словно ей было стыдно своего испуга. Мне показалось, что она глянула на меня с любопытством, но это было бы глупо.
– Ты вообще как, Егор? – обратился ко мне Тони. Говорил он резко, со свистящими звуками, но некоторые буквы у него словно пропадали. Вместо них мелькали другие, которых нет в алфавите. У нас в школе некоторые парни и девчонки тоже так говорили, когда цифровых глюков перебирали. – Въезжаешь, что случилось?
– Ты врезался в мой «хорнет», и я упал.
– Это с какой стороны поглядеть! У тебя на мопеде противоударный чип стоит? Не стоит. Ты нарушил правила безопасной езды, дахо. Ладно, позиционирование догадался нормальное поставить, а то бы я тебя вообще по забору размазал. Воткнул бы автоматику, и мы бы тебя заранее заметили, понял? Ты вообще въезжаешь, о чем я с тобой толкую?
– Да, я по-английски почти всё понимаю.
– Слышь, Тони, у него хондовская пукалка! Ей лет семьдесят, не меньше! Как ещё ездит-то, педаль ей в колёса? Масака! Даже не знаю, допилит до гаража или нет…
– Помолчи, Зид. Бу-коросу!
Тут вторая девица, которая до этого молчала, будто очнулась от транса и уставилась мне прямо в лицо, вытянув шею. Глаза у неё по-собачьи блеснули. А зрачки были как звёздочки, глубокие и чёрные. Я по голику видал – такие глаза у девчонки бывают, когда она циалисом закинулась, а у неё какая-то дрянь с плацентой или что-то вроде этого, не помню. И если у неё ребёнок заведется, то он может заразить её своим ген-материалом.