Одноразовое использование
Шрифт:
— Все так, — согласился майор, — но самое главное, что турки — мусульмане. А живущие в Ираке мусульмане не могут простить, что они являются созниками Америки и Израиля против арабов и курдов. Поэтому их ненавидят больше других.
— Это тоже важный фактор, — согласился Сеидов. — Турция имеет традиционно дружеские связи с Израилем, хотя у власти в Турции находится религиозная партия. Что вызывает недовольство соседей Турции. Но в самой Турции военные — это привилегированная каста воинствующих атеистов, которые следуют заветам основателя республики Кемаля Ататюрка. Почти все высшие офицеры — это выпускники элитных военных учебных заведений в США и Великобритании. Для них Израиль более приемлемый союзник, чем курдские
— Как все запутано, — согласилась Алена. — Здесь нужно каждому долго объяснять, где враги, а где друзья.
— На Востоке все более запутано, чем на Западе, — согласился Фархад. — Самое общество, религия и нравы гораздо более иррациональны, чем в рационально устроенном западном обществе. Здесь еще действуют обычаи, местные порядки, традиции родоплеменных отношений. И все это отражается на характере войны, которая идет в Ираке. Гражданская между шиитами, суннитами и курдами. А также война против оккупантов, — он показал на Томашевски, и Алена улыбнулась.
— То есть так, — согласился майор, снова поворачиваясь к ним. — Не нужно было их трогать. Пока был жив Саддам Хусейн, он обеспечивал в этой стране порядок и дисциплину. А сейчас Ирак стал центром террористов всего мира. Сюда едут учиться стрелять и убивать. Такой большой тренировочный лагерь для всех террористов.
— А как обстановка на юге, у Басры? — поинтересовался Фархад.
— Там очень плохо, — сразу сказал Томашевски, — я не могу понять, где прячутся террористы, ведь в пустыне трудно спрятаться, но они уходят под землю и появляются там, где их никто не ждет. Особенно достается англичанам и голландцам, батальоны которых несут самые большие потери. Американцы хотят заменить их своими солдатами, но у них просто нет столько людей. Там убивают каждый день. И рядом граница с Ираном, где все время ждут иранские воинские части. Один случайный выстрел, одна случайная группа, которая перейдет границу, и может начаться война. А граница там, как это сказать, у нее нет четкой линии. Можно случайно попасть к иранцам. Об этом предупреждают всех военнослужащих.
— Вот куда мы полетим, — напомнил Фархад, обращаясь уже к Алене. — Не страшно?
— Нет, — ответила она, — даже интересно. Когда еще я смогу побывать в такой командировке. Спасибо, что вы взяли меня с собой.
Томашевски услышал ее слова и снова повернул голову.
— Пани Алена очень смелый человек. Но нужно быть осторожнее. И в самом Багдаде тоже. У вас должен быть платок на голове, чтобы не привлекать внимания окружающих.
— Какой платок? — не понял Сеидов. — Я здесь работал три года. В Ираке женщины не ходили в хиджабе. Они одевались по-европейски.
— Это было давно, — возразил майор, — сейчас лучше носить платок, чтобы не привлекать ненужного внимания. Местное население и так считает нас безбожниками, которые насаждают свой образ жизни их традиционному обществу. У мусульман свои представления об этике и морали.
— Я, между прочим, тоже мусульманин, — заметил Фархад.
— Извините, — пожал плечами Томашевски. — Я думал, вы русский. Но тогда вы все сами понимаете. Женщина не должна ходить в городе без платка. Это может быть очень опасно.
— При Саддаме у женщин была свобода выбора, — горько заметил Сеидов. — А при американцах, несущих всему миру свою демократию, у них не осталось этого права. Глупо…
— Саддам был диктатор, а не хороший политик, — напомнил майор, — он подставил свою страну под удары американцев. Сначала, когда полез в Кувейт, потом приказал убить отца нынешнего Президента. И потом начал играть в кошки-мышки с экспертами ООН, не показывая им свои запасы оружия.
— Для такого диктатора, как Саддам, это было оскорбительно.
— Вам нужно читать лекции по истории Ирака, — одобрительно сказал Томашевски.
— Я работал в этой стране три года и полюбил этих людей, — признался Фархад, — добрые, отзывчивые, миролюбивые, веселые, общительные. Как нужно было их прессовать все эти годы, чтобы они превратились в настороженных, замкнутых и агрессивных! Ненавидящих всех пришельцев.
— Вы думаете, что у нас получится провести переговоры? — спросила Алена.
— И не только переговоры. Я надеюсь, что мы даже подпишем предварительные условия нашего возможного контракта. Нефть нужна всем. И самим иракцам, которые могут на эти деньги восстанавливать свое государство и его экономику, и американцам, для которых бесперебойные поставки нефти — самый важный вопрос их политического и экономического существования, и всем остальным, которые так или иначе сидят на этой «энергетической игле», — ответил Сеидов. — Поэтому всем выгодно, чтобы здесь работали наши специалисты. Арабы умеют отличать друзей от врагов, и они знают, что Советский Союз и Россия всегда относились к Ираку хорошо. И даже простили новому правительству многомиллиардный долг, оставшийся от прежнего режима.
Они выехали за город. Дорога уходила на восток. Набирая скорость, все три внедорожника следовали к Ираку. Дорога стала более однообразной, и Алена перестала смотреть по сторонам. Фархад достал свой мобильник и взглянул на телефон. Здесь он еще работал.
— Как работают телефоны? — спросил он у майора. — Я имею в виду мобильные?
— Хорошо, — ответил ему Томашевски. — В Ираке развернуто несколько станций, ориентированных на спутники. Поэтому мобильные телефоны работают по всей стране. Со связью как раз нет никаких проблем.
— Слава богу, хоть в чем-то нам повезло, — пробормотал Сеидов.
Алена достала телефон, набрала номер.
— Здравствуй, мама, — быстро сказала она, — как ты себя чувствуешь? Очень хорошо. Мы сейчас в Иордании, едем к государственной границе. Да, у нас все нормально. Не беспокойся. До свидания.
Она убрала телефон, улыбнулась:
— Мама волнуется. Она была против моей командировки.
— Моя супруга тоже возражала, — признался Фархад. — Но это нормально. Они все за нас беспокоятся. У вас есть дети, пан майор? — спросил он не без тайной мысли, чтобы Томашевски ответил и не делал больше двусмысленных комплиментов Алене.
— Есть, — ответил майор, — две дочки. Ева и Малгожата. Я очень без них скучаю. Им уже по двенадцать лет. Они близнецы.
— Скоро у вас заканчивается командировка?
— Через полтора месяца. Потом наш батальон вернут в Польшу, а сюда приедут другие. На наше место.
Он достал из кармана фотографию и протянул ее Фархаду. На ней были сняты молодая красивая женщина и две девочки, удивительно похожие на мать. Сеидов улыбнулся, показал фотографию Алене. Она тоже улыбнулась, взглянув на снимок, и вернула фотографию майору.