Одной любви недостаточно
Шрифт:
— Я рад, что вы приостановили это сумасшествие, — тяжело дыша, сказал Мэт. — Мне кажется вполне подходящим это место. Хорошо, что вы настояли на своем. Если уж нам приходится пережидать бурю, то почему не в комфортных условиях, верно?
— Конечно! — эхом отозвалась Зу, голос ее звучал приглушенно.
— Правда, я не знал, как вы воспримете мою идею... ехать сюда сквозь ливень. Я имею в виду именно это.
— Наверное, особого энтузиазма я бы тогда не проявила. А что это за место?
— Когда-то здесь была ферма, но потом дом переделали под жилые помещения — логис. Отсюда и «Логис» — название
Когда человек наслаждается прекрасной едой и великолепным вином, на душе у него теплеет. И кто тут может знать что-то заранее? Мэт определенно хотел сказать именно это. Он, возможно, знать заранее не мог, а Зу — могла. Теперь-то она будет бороться, поскольку не хочет вновь оказаться в его власти, какими бы новыми нежными ласками он на нее ни влиял. Нет, ее больше не обманут чары Мэта и томные взгляды, означающие «о-как-я-невинен!» и «о-это-для-меня-смертельно!»
Мадам Пуссен встретила их очень радушно. Зу ни единого слова из ее монолога не поняла, но приветственное кудахтанье на всех языках означает одно и то же. Мэт переводил.
— Мадам не ожидала, что к ним кто-нибудь приедет в такую погоду. Она просто в отчаянии, что вы сидите здесь в насквозь промокшей одежде. Она будет счастлива, если вы согласитесь воспользоваться ее гардеробом и подберете себе что-нибудь из ее платьев. Тем временем она просушит вашу одежду.
Мадам Пуссен была ниже Зу ростом и в два раза полнее — кругленькая, как шарик из сливочного масла. Представив, как она будет выглядеть в ее платье, девушка чуть было не рассмеялась. Она подавила этот порыв и попросила Мэта:
— Скажите, пожалуйста, даме, что я очень благодарна, но беспокоить ее не стану. Я и так скоро высохну.
Ее слова были переданы хозяйке, та возвела руки к небу и разразилась новым словесным потоком.
Мэт повернулся к спутнице, в глазах его искрилась заговорщическая улыбка. Правда, Зу подумала, что он смеялся вовсе не вместе с ней, а скорее над нею.
— Мадам говорит, что для нее это сущие пустяки и что вам будет гораздо удобнее, если вы смените одежду. Пожалуй, вам лучше пойти с нею, Зу. Иначе, боюсь, нас вряд ли покормят.
— А как же вы? На вас ведь тоже сухой нитки нет.
Мэт пожал плечами.
— Об этом она ничего не сказала. Видимо предполагается, что я сделан из более твердого материала. Скорее всего так. А может быть, мне устроят засаду, и придется следовать за какой-либо особой мужского пола, столь же настойчивой, как эта дама.
— Я надеюсь!
Будет прекрасно, если мосье Пуссен окажется пузатым коротышкой, и тогда Мэт будет выглядеть так же нелепо, как и я, ехидно подумала девушка.
В глазах ее забегали чертики, когда она взглянула на спутника, предвкушая удовольствие от возможности
Берта Пуссен распахнула дверцы шкафа, и хотя из ее разъяснений Зу ничего не уразумела, выразительные жесты были понятны: Зу предлагалось выбрать для себя что понравится.
И все-таки она колебалась — неловко рыться в чужих вещах. Тогда, понимающе улыбнувшись Зу, мадам решила действовать сама. Она вынула премиленькое платьице с крохотными зелеными и синими звездочками на белом фоне. Оно, насколько могла судить Зу, было ее размера. Потом мадам подала знак следовать за нею. На сей раз они пришли в ванную комнату. Берта указала на большое пушистое полотенце, висевшее на специальной подставке с подогревом, и вышла.
Возвращаясь в холл, Зу была переполнена ощущением чистоты и блаженства: волосы ее вновь обрели свойственные им шелковистость и блеск.
Мэт оглядел спутницу с явным одобрением.
— Мадам была права. Дочь у нее примерно вашего роста. Платье Анны-Марии будто специально сшито для вас.
— Вы скверный! Могли бы мне заранее сказать.
— Вы, Зу, слишком быстро принимаете решения. И это должно послужить вам уроком, — ответил Мэт. Он взял ее за локоть и повел в столовую.
В этой комнате, неброской, но очень уютной, царила особая атмосфера. Мягко горели свечи, отбрасывая повсюду теплый розовый свет. На столах с красными скатертями лежали белоснежные салфетки, сложенные наподобие водяных лилий.
Заняты были лишь два столика, потому небольшая столовая казалась просторной. Для Мэта и Зу накрыли столик в углу.
— Это я заказал. Вам нравится?
Зу удобно разместилась в глубоком темно-красного бархата кресле с высокой спинкой. Девушка наслаждалась ласкающим глаз декором, сухая одежда вернула ей хорошее настроение.
— Превосходно!
— Здесь обслуживают женщины — сама мадам Пуссен и ее дочь Анна-Мария.
В этот момент появилась мадам. Мэту для дегустации была предложена бутылка вина. Он кивнул, и в высокие бокалы на изящных тонких ножках полилась светло-золотистая жидкость.
Зу поднесла бокал к губам. Сначала она вдохнула аромат напитка, потом попробовала его кончиком языка.
Мадам удалилась. Мэт продолжил разговор.
— Шеф-поваром здесь является сам хозяин. Жан-Клод. Он к своему искусству относится очень серьезно. Каждое блюдо не готовит, а создает. Чтобы оно стало как бы...
— ...Гастрономическим совершенством, — произнесла Зу, когда молодая француженка подвезла к ним столик с закусками.
У Зу невольно потекли слюнки при виде всех этих яств на серебряных блюдах. Они были расставлены так, чтобы искусно подобранный ассортимент деликатесов, сверкающих самыми различными оттенками, сразу возбуждал аппетит. На роскошных тарелках лежали хрустящие кружочки сельдерея, помидоры, начиненные крошками белого хлеба, чесноком и разной зеленью, артишоки размером не более ногтя, фаршированные яйца и сардины, крабы в маринаде и в лимонном соусе, крохотные креветки, ветчина и колбаса, нарезанные тончайшими ломтиками, маленькие французские бобы и черные оливки, заманчиво сверкавшие в масле и зелени.