Одной породы
Шрифт:
— Он хранится в моей семье с давних пор, — он снял его с пальца одного турка… после того как отрубил этот палец.
«Ну, нет ничего лучше старых денег, как я всегда говорю, — прежняя улыбка стала еще шире, — Кроме новых денег. У вас нет планов на этот вечер, граф?
— Планов? — Он и припомнить не мог, когда в последнее время был настолько растерян. Фактически, он и припомнить не мог, чтобы когда-либо был настолько растерян, — Нет.
— В таком случае я хотел бы скомпенсировать то, что столь невежливо отдавил вам ногу. Я направляюсь к другу на некое суаре, — Марч с намёком приопустил веки, — Ну, знаете, такого рода вечер, куда приходят без
Граф задумался ненадолго, прежде чем отклонить самое своеобразное приглашение, какое он когда-либо получал. Придёт Принц Уэльский. Принц Уэльский. Люди его породы.
— Я с удовольствием приду на эту вечеринку в качестве вашего гостя, — ответил он. И улыбнулся.
— Черт, ну и зубы у вас.
— Спасибо. Это… фамильная черта.
Вечеринка проводилась в доме на площади Сент-Джеймс. Хотя до его собственного прибежища в Лондоне можно было дойти пешком всего за несколько минут, здания здесь были значительно больше, а их обитатели были либо весьма знатны, либо весьма богаты В редких случаях и то и другое сразу. Именно в таком районе он заслуживал жить по праву рождения и силы, но к сожалению, здесь он не смог бы сохранить свою тайну. Многолетний опыт научил его, что богачи равно с бедняками жаждут сплетен, зато странный феномен появившегося в Англии среднего класса (тщательно изученный, прежде чем покинуть родину), обращает своё внимание лишь на бизнес, а не на личную жизнь соседей.
Он поднялся вслед за Чарли Марчем по ступенькам и остановился у двери, гадая, позволит ли ему подобное приглашение переступить порог.
Марч сделал два шага в фойе и обернулся со своей вечной улыбкой:
— Ну же, входите, граф. Не стоит ждать особого приглашения.
— Нет, разумеется, нет.
Он присоединился к американцу и передал на попечение лакея в ливрее свои пальто и шляпу с перчатками.
— Наверное, вы захотите встретиться с Его Высочеством в первую очередь?
— Полагаю, мне стоит незамедлительно отдать дань уважения принцу.
— «незамедлительно отдать дань уважения,» — повторил марч, качая головой, — Я же говорил, у вас очаровательные манеры. Где Его Высочество? — спросил он у лакея.
— Зеленая гостиная, сэр.
— Ну конечно же, вечер ещё только начинается. Мне следовало бы знать. Ну что ж, — он взял графа за руку, чтобы повернуть его к лестнице, — Да, не много же мяса наросло на этих костях. А вот я считаю, что некоторая плотность показывает место, которое мужчина занимает в мире.
— Воистину.
Он уставился на мясистые пальцы, обхватившие его руку чуть выше локтя, слишком ошарашенный проявленной наглостью, чтобы прийти в ярость.
По счастью, он освободился прежде, чем пришёл в себя. Было бы верхом бестактности, будучи гостем в чужом доме, убить другого гостя.
Из открытой на широкую лестничную площадку двери изливались голоса мужчин… и женщин? Он запнулся. Он не останется анонимным в этой толпе. Его представят, от него будут ожидать участия в дискуссии. С нетерпением ожидая возможности протестировать способность оставаться незамеченным среди живых, он, как ни странно, обнаружил, что почти напуган. Прошло очень, очень много времени с тех пор как он участвовал в подобной вечеринке, и ему было бы намного проще, не будь здесь женщин.
Он всегда имел слабость — нет, скорее симпатию, потому что он не признавал слабости —
— Проблема, граф?
Марч замер в дверях, поджидая его.
С другой стороны, если этот человек вращается среди властных кругов Лондона, и они не замечают, что он из себя представляет…
— Нет, вовсе нет, мистер Марч. Ведите меня.
«Зеленой» гостиную назвали по цвету парчовых обоев, которыми были покрыты её стены. Зелень была бы подавляющей, не будь она, в свою очередь скрыта за дюжиной картин. Некоторые удивительно хороши; большинство совершенно невразумительно. Все картины в поразительно уродливых рамках. Обивка мебели выполнена в различных оттенках зеленого в сочетании с золотыми и кремовыми узорами. Ковер под ногами выткан зелёными, словно кочаны капусты, розами. Всё, что только можно, покрыто позолотой. Усилием воли он подавил дрожь внезапно нахлынувшей тоски по голому камню и массивной мебели из тёмного дуба в родном доме.
Небольшие компании людей распределились по всей комнате, но его взгляд немедленно приковали пара диванов, на которых переговаривались примерно полудюжина красивых женщин. Плечи цвета сливок, обнажённые руки, шелка и атлас нарядов, туго затянутые корсетом невероятно крошечные талии… как там говорилось в газетах о женщинах, которые вращаются в обществе принца? Ах да: «флотилия белых лебедей, чьи длинные шеи увенчивают усыпанные изысканными драгоценностями головы». Читая, он счёл это причудливой метафорой, но теперь, увидев их, он понял, насколько полным и точным было это описание.
— Мы познакомим вас с дамами позже, — пробормотал Март, прокладывая путь через середину комнаты. — Его Высочество стоит у окна.
Граф последовал за ним, несмотря на то, что сам бы предпочел маршрут понезаметнее и поближе к стенам. Он мельком взглянул на дам. Большинство настолько демонстративно уставилась в сторону, что наверняка рассматривали его мгновением прежде, но одна из них встретилась с ним взглядом. Её глаза широко распахнулись, губы приоткрылись, но она не отвела глаз. Он видел, как бьётся вена под нежной кожей её горла.
«Позже», — пообещал он, и двинулся дальше.
— Ваше Королевское Высочество, позвольте представить моего нового знакомого, графа Дракулу.
Он определил, который из плотных усатых мужчин, курящих сигары у открытого окна — Эдвард, принц Уэльский, прежде чем Марч сказал слово. Не по газетным фотографиям — ему сложно было увидеть жизнь за плоским изображением из черных и серых точек — по ощутимой ауре власти. Подобное тянется к подобному. Сила признала силу. Если статьи под фотографиями были правдой, принц не обладал особой политической мощью, однако явно сознавал себя в членом касты королей.
Он поклонился старомодным способом — оставив спину прямой и щёлкнув каблуками:
— Знакомство с вами большая честь для меня, Ваше Высочество.
Тяжёлые веки принца слегка дрогнули:
— Граф Дракула? Звучит знакомо. Откуда вы родом?
— С Карпат, Ваше Высочество, — ответил он по немецки. Его опасения по поводу иностранного акцента оказались беспочвенными. Эдвард говорил скорее как немецкий принц, чем как английский, — Мы правили там много веков, с тех пор, как прогнали турок. Правили, когда сбросили ярмо венгров. Возглавляли армии в каждой войне. Но… — он вздохнул и развел руками. — … времена сражений миновали, и слава моей великой расы превратилась в историю, которую уже рассказали.