Одной смерти мало
Шрифт:
– Само собой. Вообще-то его зовут Африкан Михайлович, но все его зовут просто Михалыч. Сама понимаешь, Африкан – какое-то старорежимное имя…
– А можно мне на тебя сослаться?
– Конечно, можно! Я же говорю, у него память отличная, и мы с ним никогда не ссорились.
– Вот так вот, – сказала Надежда Николаевна Вере, убирая мобильник в сумочку, – люди всегда помогут. Ладно, я сейчас по горячим следам в училище…
– Да зачем вам туда? – вскинулась Вера. – Ну вычислите вы этого типа, но адрес-то у него уж точно другой. Да, может, он с деньгами уже давно за
– Угу, а Лидию кто убил? Он, больше некому. Стало быть, он до этого времени здесь был. Вот ты подумай – как он мог такие деньги вывезти? Судя по всему, он одиночка, в чемодан ведь такие деньги не положишь и в аэропорт не попрешься, как с обычным багажом. Просветят и заинтересуются. Опять же деньги в рублях были, так? Кому там, за границей, рубли нужны? Стало быть, нужно их в валюту обращать, а это тоже сложно для такой большой суммы. Привлекать они с Лидией никого не хотели, потому что банк твой уж верно подсуетился – если где-то хотя бы в разговорах такая большая сумма всплывет, они тотчас узнают. Это только твой дурачок Кирюша поверил, что деньги спокойно лежать будут в сейфе год.
– Да не мой он! У меня теперь своего ничего нету – даже имени! – горько сказала Вера.
– Ты извини, – мягко сказала Надежда, – извини, что прописные истины изрекаю, но байку про двух лягушек и сметану слышала?
– Слышала, – угрюмо ответила Вера.
– Ну вот, мораль какая? Надо бороться, лапками двигать, туда-сюда тыкаться, авось выход найдешь из тупиковой ситуации.
Вера молчала, глядя в сторону.
Через час Надежда Николаевна подходила к монументальному особняку на Петроградской стороне. Прежде этот особняк принадлежал князьям Чертополоховым, но последние восемьдесят лет в нем располагалось военно-морское училище. Девушки из окрестных школ и медучилищ осаждали особняк, чтобы познакомиться с будущими моряками, а попасть в это училище на выпускной бал было едва ли не сложнее, чем поступить в Институт международных отношений. По этой причине вокруг училища всегда было оживленно.
Сейчас же здесь было тихо и безлюдно.
Подойдя к дверям особняка, Надежда остановилась в изумлении.
Вместо мраморной доски с названием училища над дверью красовался яркий рекламный щит с надписью: «ООО «Веселый умывальник». Сантехника из Германии».
Сбоку от двери в огромных витринных окнах были выставлены душевые кабинки, раковины и гламурные розовые унитазы.
Возле входа молодой человек в синем форменном комбинезоне мыл роскошную черную машину.
– Молодой человек, – обратилась к нему Надежда Николаевна, – извините, но тут раньше было военно-морское училище. Оно что – куда-то переехало?
Парень взглянул на Надежду несколько высокомерно и проговорил, растягивая слова:
– Никуда оно не переехало. Их начальник половину здания нам продал, «Умывальнику». А в училище вход с другой стороны.
Надежда обошла здание и действительно увидела с другой стороны скромную дверь, над которой была прикреплена та самая мраморная доска с названием училища.
Надежда огляделась по сторонам и вошла.
В холле было пусто и
– Извините, дедушка, – обратилась к нему Надежда. – Не подскажете, где я могу найти Африкана Михайловича?
– Кому дедушка, а кому капитан второго ранга в отставке! – ответил старик гулким, могучим басом. – Равняйсь! Смирно! А позвольте узнать, по какому поводу вы, штатская и сухопутная личность, этим самым Африканом Михайловичем интересуетесь?
– У меня к нему пара вопросов имеется… – начала Надежда, но старик ее перебил:
– Равняйсь! Смирно! Насчет вопросов у нас строго, объект военный, разные вопросы задавать тут не положено, особенно штатским и сухопутным!
– И еще привет ему хотела передать от Валентина Голубева… – договорила Надежда.
Эти слова произвели на строгого старика удивительное действие. Он расплылся в широкой улыбке и проговорил:
– От Валюши Голубева? Якорь ему в полубак! Ну так это же совсем другое дело! Швартуйтесь ко мне в сухой док, я вам чаю заварю настоящего, капитанского… – С этими словами он отставил швабру и открыл перед Надеждой неприметную дверь под лестницей.
– Так это вы и есть Африкан Михайлович? – догадалась Надежда Николаевна.
– Я и есть, – признался старик. – Прежде был в этом училище начхачем, теперь служу обыкновенным сторожем. Только ежели вы от Валюши, можете меня просто Михалычем называть. Я же его, кальмар ему в кубрик, знаю как облупленного! Хороший курсант был, старательный! Всегда готов был помочь, и со строевой подготовкой полный порядок…
За дверью обнаружилась каморка, напоминающая маленькую корабельную каюту. К стене был привинчен откидной столик, в углу имелась аккуратно застеленная койка, по стенам висели какие-то корабельные приборы, открытки с видами далеких городов и фотографии морских офицеров в белоснежных кителях и парадных фуражках с крабами. В одном из этих офицеров Надежда Николаевна с удивлением узнала молодого Валю Голубева.
– Швартуйтесь! – повторил старик и придвинул Надежде крепкий табурет из темного тяжелого дерева. Сам он открыл подвесной шкафчик, достал оттуда чайник, металлическую банку с заваркой и две тяжелые кружки в якорях и парусниках.
Через две минуты каюта наполнилась ароматом свежезаваренного чая, Михалыч наполнил кружки и сел напротив Надежды.
– Ну, как Валя? – осведомился он. – Вроде бы я слышал, что он сошел на берег, работает на гражданке?
– Да, и уже очень давно, – сообщила Надежда. – Он инженер, и очень хороший…
– Русалка ему в форштевень! – воскликнул старик. – Инженер! Он настоящий моряк, прирожденный… я, конечно, извиняюсь, дамочка, за свои выражения, но не удержался…
– Ничего. – Надежда улыбнулась. – А Валя, он демобилизовался по здоровью… ну опять же, чтобы семью чаще видеть…
– По здоровью – это конечно… – вздохнул Михалыч. – Я вон тоже по здоровью ушел с флота в это училище, а только как вспомню закат на Филиппинах или, к примеру, раннее утро возле мыса Доброй Надежды… Акула ему, извиняюсь, в клотик!