Офелия
Шрифт:
– Больше, чем в бога, Йон! – с жаром откликнулся Питер.
Офелия (эпизод тридцатый)
В тот день миссис Донован приехала пораньше. Йонас, Питер и Кевин сидели на мостках у пруда и поедали домашнее мороженое, приготовленное миссис Палмер. Офелия плескалась рядом, играла с пупсом и подаренной ей новой лошадкой – деревянной, с цветастыми боками, покрытой блестящим лаком. Съездить за подарком в Дувр Питеру разрешил отец. Что держать сына взаперти, раз Йонас нашёлся и всё хорошо? Наказание за ночную отлучку Палмер-младший уже получил – и хватит.
–
– Ах-ха, - согласился Йонас, щурясь на солнце. – Пит, мама у тебя богическая.
– Не «богическая», неуч, а божественная! – блеснул знаниями Кевин.
– Какая разница, смысл и так ясен, - встрял Питер. – Язык каждый год обогащается новыми словами, а старые забываются. Нам на уроках рассказывали про это.
– Кажется, слово «человечность» тоже скоро исчезнет, - сказал Йонас. – Оно слишком длинное и сложное. Его стараются запинать, куда подальше. Заменить, чем попроще.
– Это чем же? – заинтересовался Кевин, расчёсывая укушенное комаром колено.
Йонас вытянулся во весь рост, лёжа на дощатых мостках, прикрыл глаза.
– Ну, смотри. Слово «выгода» короче и понятнее. Оно проще, чем человечность. Выгода – это когда тебе хорошо. А человечность – это когда ты своё «хорошо» транслируешь другим. Иногда себе в ущерб, но после этого ты чувствуешь облегчение.
– Это щедрость, Йон, - уточнил Питер. – Человечность всё же сложнее.
– Это даже для меня сложно, - задумчиво произнёс Кевин. – Человечность из много чего состоит. Щедрость – да. Ещё туда входит доброта.
– Добры бывают и собаки, - фыркнул Йон.
– Ага. Тогда ещё… - Кевин задумался ещё глубже. – Тогда ещё самопожертвование. Ты о нём говорил, верно? Когда отдаёшь то, что нужно самому, но кому-то нужнее. Ещё это бескорыстность. Когда отдал – и не ждёшь, что оно к тебе вернётся. А ещё…
– Умение понимать, - оживился Питер. – Это когда мама приходит к тебе, не чтобы ввалить за разбитое окно, а чтобы понять, зачем ты кинул кирпич в стекло миссис Броуди.
Кевин аж подскочил на месте, затряс кудрями, соглашаясь:
– Да-да! Ты тоже швырял камень в окно этой склочной ведьме?
– Все швыряли, - успокоил его Питер. – Даже мой папа. Такой старой и злобной учительницы мир ещё не знал.
Офелия шумно плеснула у мостков, обдав мальчишек брызгами, отплыла в сторону и высунулась, довольно шевеля ушками и разевая рот.
– Не шали, - строго велел Йонас. – А то полезу к тебе купаться! И все ленточки твои перепутаю!
– Ты её так до смерти перепугаешь. Или она тебе что-нибудь выдающееся откусит, - покачал головой Питер. – Так что не вздумай.
– Ребят, - отставив подальше пустую креманку из-под мороженого, окликнул друзей Кевин. – Вот смотрите, какая фигня выходит: спросить, почему ты разбил стекло миссис Люцифер – это человечно, а швырнуть в окно камень – это бесчеловечно и варварство. Да?
– Человечным будет, если ваша старая ведьма вас в очередной
Кевин возмущённо зашипел, заслышав про «еврейскую жопу», а Питер сказал:
– Выходит, одно из мерил человечности – способность прощать зло, тебе причинённое? И умение не совершать большего зла, так?
– Ах-ха, как-то так.
– Тогда оттудыши более чем человечны, - подытожил Питер.
Кевин перебрался на край, сел рядом с Питером, свесив вниз босые ноги.
– Почему? Они же это… вторженцы. И разума у них нет, я читал.
Йонас совершенно неприлично фыркнул и захохотал.
– Ты бы ещё рулон туалетной бумаги почитал! Не, я помню, что евреи – венец эволюции человека, почти богический ра…
– Божественный! – рявкнул Кевин, обернувшись.
– Отвали. Бо-ги-чес-кий разум, - отмахнулся Йонас, садясь и надевая любимую бейсболку. – Кев, ты какого хрена вообще решил, что человек – это единственный носитель разума на планете? Ты что, совсем слепой?
– Я близорукий, - оскорблённо заявил Кевин, поправляя очки, в которых отражались солнечные блики, пляшущие по поверхности пруда. – И сбавь-ка обороты, фашист.
– А ты дослушай, - в голосе Йонаса скользнул металл. – Так вот. Возьмём пикси. Ибо их ты точно видел. Это животные? По критериям разумности, само собой.
– Животные, - убеждённо ответил Кевин. – Речи нет, творчества нет, а попугайничать-пародировать и обезьяны умеют.
Йонас подсел к ним, заставив обоих подвинуться. Офелия тут же метнулась куда подальше и с безопасного расстояния показала зубы.
– Что ещё ты знаешь о пикси? – спросил Йонас.
– Ну, то, что у них всех животы синие, то, что кожа у них всех холодных оттенков спектра, и что они всеядны. И как размножаются, я знаю, - гордо отрапортовал Кевин.
– Охренеть, какие глубокие познания! – воздел руки Йонас. – А теперь слушай то, что знаю я. Речь у них есть. Просто мы её не понимаем, как иностранцы. Я вот совершенно чётко знаю звук, которым Лу меня обозначает. И как он называет воду, еду и кровать. Это раз. Говоришь, творчество отсутствует? Пикси строят города. Города, объединяющие в общий массив вековые деревья. Они возводят нереальной красоты ажурные здания на толстых ветках, соединяют их между собой арками, мостками и галереями. Из чего они это делают, я не знаю. Но красоты эти постройки изумительной. А ещё у них есть общество.
– Это и у муравьёв есть. И у пчёл, - гнул своё Кевин. – А строят всякое очень многие животные.
– У животных есть эмоции? – с нажимом спросил Йонас.
– Примитивные – да. Вон, собаки умеют радоваться и грустить, испытывают страх, злобу.
– У пикси есть чувство юмора. И они умеют смеяться.
Питер и Кевин переглянулись. Йонас победно кивнул.
– Вот вам. Ах-ха, ну и под конец, для подведения итога: Кев, русалка Офелия – это животное?
Кевин задумчиво почесал макушку.