Офицер и шпион
Шрифт:
– Это чертово дело Дрейфуса, – говорит он. – Оно всех нас доконает.
– Правда? Я бы предпочел умереть более героической смертью! – даю я легкомысленный ответ.
Но Гонз смотрит на меня очень серьезным взглядом.
– Мой дорогой Пикар, вы, кажется, не понимаете: мы подошли очень близко к войне. Я сегодня не сплю с часу ночи. И все из-за этого чертова идиота Лебрана-Рено!
– Боже мой!
Я, пораженный, ставлю мой нетронутый коньяк.
– Знаю, трудно поверить, – продолжает генерал, – что подобного рода катастрофа могла стать следствием идиотского слуха, но так оно и есть.
Гонз говорит, что вскоре после полуночи его разбудил курьер из военного министерства.
В результате генерал Артур Гонз, глава французской разведки, в возрасте пятидесяти двух лет оказался в унизительном положении: ему пришлось нанять экипаж и объезжать полковые штабы, места проживания Лебрана-Рено, публичные дома на Пигаль, и только к рассвету он нашел искомое на Мулен Руж, где молодой капитан все еще ораторствовал перед репортерами и проститутками!
В этот момент мне приходится прижать указательный палец к губам, чтобы спрятать улыбку, потому что монолог генерала не лишен комических элементов, которые кажутся тем комичнее, что произносятся хриплым и гневным голосом Гонза. Я могу только представлять себе, каково это было для Лебрана-Рено – повернуться и увидеть надвигающегося на него Гонза, представить его лихорадочные попытки протрезветь, прежде чем предстать для объяснения своих действий сначала перед военным министром, а потом и перед самим президентом Казимиром-Перье [9] , разговор с которым, вероятно, был для капитана чрезвычайно неприятным.
9
Жан Поль Пьер Казимир-Перье (1847–1907) – французский банкир и государственный деятель, президент Франции времен Третьей республики; шестимесячное правление его в 1894–1895 годах – самое непродолжительное в истории страны. – Примеч. ред.
– В этом нет ничего смешного, майор! – Гонз таки заметил мою улыбку. – Мы сейчас не в состоянии вести войну с Германией! Если они решат воспользоваться этим случаем для нападения на нас, то один Господь Бог сможет спасти Францию!
– Конечно, генерал.
Гонз принадлежит к тому поколению, что и Мерсье с Буадефром, поколению, бывшему во времена бойни 1870 года молодыми офицерами и так и не залечившему старые шрамы: немецкая тень до сих пор пугает их. «Трое против двоих» – вот их извечная пессимистическая мантра: «На каждых двух французов приходится три немца. В Германии тратят три франка на вооружение на каждые наших два – тот максимум, который мы можем себе позволить». Я презираю их пораженчество.
– И как реагировал Берлин? –
– Сейчас в Министерстве иностранных дел ведутся переговоры с целью выработки совместного заявления, где теми или иными словами будет сказано, что Германия не более ответственна за документы, которые им присылают, чем мы за те, которые поступают к нам.
– Они просто обнаглели!
– Я так не считаю. Они всего лишь прикрывают своего агента. Мы делаем то же самое. Но я могу вам сказать, что ситуация весь день была крайне опасная.
Чем больше я думаю об этом, тем забавнее мне представляется случившееся.
– Неужели они готовы разорвать дипломатические отношения и поставить наши страны на грань войны ради защиты одного шпиона?
– Они, конечно, смущены – их поймали за руку. Положение унизительное. Типично прусская обостренная реакция…
Рука Гонза дрожит. Он прикуривает сигарету от старой, роняет окурок в отпиленную верхушку раковины, служащую ему пепельницей, снимает несколько табачных волокон с языка, потом снова разваливается на диване, глядя на меня сквозь облачко дыма.
– Я смотрю, вы так и не прикоснулись к коньяку.
– Предпочитаю иметь ясную голову, когда разговор идет о войне.
– Ха! А мне в такие минуты как раз нужно выпить. – Генерал допивает свой коньяк и принимается крутить стакан в руке. По тому, как он поглядывает на графин, я вижу: ему отчаянно хочется налить себе еще, но он не желает выглядеть передо мной пьяницей. Гонз откашливается и говорит: – Вы, Пикар, произвели благоприятное впечатление на министра вашим поведением, пока все это длилось. И на начальника штаба. За последние три месяца вы, несомненно, приобрели ценный опыт разведывательной работы. Поэтому мы собираемся рекомендовать вас на повышение. Мы хотим предложить вам возглавить статистический отдел.
Я пытаюсь скрыть разочарование. Шпионаж – грязная работа. Все, что я увидел в деле Дрейфуса, лишь усилило мое негативное отношение к ней. Не для этого я поступал в армию.
– Но ведь у отдела уже есть весьма способный глава – полковник Сандерр, – возражаю я.
– Да, он способный. Но Сандерр – больной человек, и, между нами говоря, он вряд ли поправится. И потом, он занимает этот пост вот уже десять лет, ему нужно отдохнуть. А теперь, Пикар, простите меня, но ввиду особой секретности информации, которая будет проходить через ваши руки, я обязан задать вам этот вопрос: нет ли в вашем прошлом или частной жизни чего-то такого, что могло бы сделать вас объектом шантажа?
С нарастающим разочарованием я понимаю, что моя судьба уже решена, вероятно, это случилось предыдущим днем, когда Гонз встречался с Мерсье и Буадефром.
– Нет, – отвечаю я, – ничего такого мне про себя не известно.
– Вы, насколько я знаю, не женаты?
– Нет.
– Есть для этого какие-то особые причины?
– Я люблю одиночество. И не могу позволить себе брак – мне это не по карману.
– И это все?
– Все.
– Какие-нибудь денежные проблемы?
– Нет денег, нет и проблем, – пожимаю плечами я.
– Хорошо. – Гонз смотрит на меня с облегчением. – Значит, решено.
Но я все еще продолжаю бороться с собственной судьбой:
– Вы же понимаете, что существующие кадры не воспримут чужака… А кандидатуру заместителя полковника Сандерра вы не рассматривали?
– Он уходит в отставку.
– Или майора Анри?
– О, Анри хороший солдат. Он вскоре возьмется за работу и будет делать то, что необходимо для отдела.
– А сам он не хочет занять этот пост?
– Хочет, но ему для такой должности не хватает образования и социального лоска. Отец его жены держит ферму, кажется.