Офицер. Сильные впечатления
Шрифт:
Единственным психотравмирующим фактором были домашние разборки. Каждый за себя. Мама, например, устраивала истерики исключительно с целью продемонстрировать всем, как папа заставляет ее страдать. Сестрам, к сожалению, никогда не удавалось достаточно солидаризироваться друг с другом против идиотизма взрослых. Между ними намеренно вбивали клин. Не хватало еще, чтобы дети стали неуправляемыми. Однако они инстинктивно тянулись друг к другу, несмотря на естественное соперничество старшего ребенка и младшего. Случалось, конечно, они ругали
Папа третировал Катю, считая, что она заурядна, непривлекательна и глупа, а потому от нее не требовалось ничего, кроме примерного поведения. Это была совершеннейшая и вопиющая неправда. Катя была белокура и голубоглаза — настоящая красавица — хоть икону с нее пиши, хоть для «Плейбоя» снимай. Да и не глупая, надо сказать, девушка. Она зачитывалась русской классикой, и именно от нее зажглась любовью к словесности и Маша.
— Книги — штука получше снов! — объясняла она сестре.
Мама избрала Катю «своим» ребенком и даже, возможно, ощущала некоторую зависимость от нее. Действительно ли она любила Катю больше Маши или искусно притворялась — этого нельзя было понять.
По крайней мере, мама умело притворялась в своей особой симпатии к Кате. Между ними существовало нечто вроде взаимовыгодного сотрудничества. Катя подыгрывала ей в том, чтобы при случае выставить отца тираном, а мама уделяла ей толику ласки.
— Я получила «пятерку» по русскому, — говорила Катя, приближаясь к отцу, занятому газетой.
— Какая ты умница, доченька, — откликалась мама.
— Завтра опять «двойку» принесет, — хмыкал папа, не отрываясь от газеты.
— Папа, почему ты меня никогда не похвалишь? — начинала хныкать Катя.
— Потому что ты дура набитая, — механически отзывался папа.
— Изверг! Как ты можешь так с нами обращаться?! — тут же восклицала мама, а Катя начинала громко плакать.
Маша была из этой игры исключена по той простой причине, что младшая дочь раздражала отца и без того. Главный пункт заключался в том, что у нее якобы был смазливый и развязный вид.
Когда однажды пятнадцатилетняя Маша по детской простоте пожаловалась ему, что один из его гостей вдруг полез лапать ее за грудь, отец разозлился и закричал:
— Это потому что ты вела себя, как шлюха!
Пятнадцатилетнюю девочку озадачили слова отца. Как так она могла себя вести, если в тот момент, когда к ней полез мужчина, она всего лишь стояла на кухне у окна и с набитым ртом жевала кусок «Наполеона»? Отец и мысли не мог допустить, что его гость был, возможно, ярко выраженным педофилом и после этого случая его и на порог было нельзя пускать. Но нет — папа-юрист оправдывал юриста-педофила, а родную дочь по-сталински круто осуждал без суда и следствия,
Вообще последние школьные годы были отравлены ядом родительской подозрительности, и Маша была бы до смерти рада, чтобы они поскорее пронеслись. Ей казалось, что тогда она станет свободной. В ее девичьем сердечке таилось столько заветных чувств, мыслей и замечательных планов, что она не могла дождаться, когда, наконец, кончится это чертово детство.
— Хочешь совет? — обратился к Маше водитель, и она вынырнула из воспоминаний.
— Совет? — переспросила она.
— Ну да. Касательно организма и нервов.
— Какой совет?
— Чем такой молодой девушке курить, лучше уж выпивать.
— Да что вы?
— А еще лучше — не выпивать, а гулять с парнями.
— Да что вы?
— А еще лучше — выйти замуж и рожать мужу деток.
— И что тогда? — слегка обалдев, проговорила Маша.
— Тогда и организм, и нервы будут здоровы, — ответил водитель.
— Надо подумать… А это точно? — недоверчиво проворчала она.
— Сто процентов!
…Однажды мама прочла дочери-невесте небольшую лекцию насчет особенностей мужской физиологии. Маша подозревала, что на самом деле мать косвенно старалась таким образом как-то оправдать отца. Дескать, в отличие от женщины мужчине требуется постоянная разрядка. В отличие от женщины мужчина ощущает неудовлетворенность желания практически как физическую боль. Поэтому уж лучше бы постараться его удовлетворять. Если же нет, то тогда женщине остается пенять самой на себя.
— А если жена его не может удовлетворить? — спросила Маша.
— Тогда пусть поможет ему завести любовницу, — ответила мама.
Сама она, кажется, так и не смирилась с выводами физиологов. А может быть, выбрала семейные скандалы именно в качестве альтернативы заурядному коитусу.
Следуя физиологической теории, которую мать излагала дочери, можно было заключить, что папа вообще не знал разрядок. Иначе как объяснить то, что он постоянно находился в состоянии взрывоопасности?
В этой связи Маше вспоминались рутинные семейные ссоры, происходившие по сценарию, который за многие годы был отточен родителями до полного драматургического совершенства.
Происходило это обычно за ужином. Папа инспектировал содержимое тарелки, которую ставила перед ним мама, а затем внезапно отбрасывал ее от себя, словно обнаруживал в ней живую жабу. Он кричал:
— Опять курица?! (говядина, баранина, свинина, треска, селедка, сосиски и т. д.)
— А что? — бледнела мама.
— А то! — кричал он.
— Что? Что?
— Ты имеешь благодаря мужу все, что твоей душе угодно, а не способна приготовить ему нормальный ужин!
Последняя фраза являлась сигналом к тому, чтобы мама в слезах вскакивала из-за стола и бросалась к платяному шкафу.