Офицерская доблесть
Шрифт:
Ответа не последовало.
Марина посмотрела на Шевцову:
– Ольга?
На этот раз ее остановил Есипов:
– Не надо рвать ей душу, Марин. Нам, наверное, не понять, КАК далось ей решение остаться с Германом. Но выбор сделан! Она возвращается к мужу, ну а я… я, как и прежде…
Марина покачала головой:
– Да, дела уж. Не знаю, Ольга, чем ты думаешь? Но сердцу, как говорится, не прикажешь! Только зачем ты Кольке голову морочила? Не понимаю.
Ольга вскрикнула:
– Да не морочила я ему голову. Но так получилось. Не по моей воле. Ну почему меня никто понять не хочет?
Она зарыдала, вновь уткнувшись в
На крик и плач появился Владимир:
– Что тут у вас?
Увидев Николая, сидевшего за столом, обрадовался:
– Оклемался? Ну, ты, в натуре, испугал! У меня ноги задрожали, когда увидел тебя на полу. А чего это с Ольгой?
Соболева вздохнула:
– Придется и ею заняться. Давай, Володь, веди-ка свою школьную подругу к столу. Успокаивающий препарат ей введу! И что за денек сегодня?
Владимир обнял Шевцову:
– Прекрати, Оль, идем, Марина сейчас тебя успокоит.
Но женщина вырвалась из объятий:
– Не надо меня успокаивать! Ничего не надо. Теперь мне все равно!
Она взглянула на Николая:
– Прощай, Коля! Прости, если сможешь! А не сможешь, прокляни, я это заслужила.
Ольга вышла в коридор, позвала сына и вместе с ним вышла из дома Есипова. Согнувшись, направилась к своему жилищу.
Владимир, проводив взглядом Ольгу, повернулся к жене и другу, спросил:
– В конце концов, мне кто-нибудь из вас объяснит, что здесь произошло?
Марина вздохнула:
– Здесь, Вова, произошло самое ужасное, что может произойти в этой жизни.
Владимир не въехал:
– Чего? Ты по-русски изъясняться можешь?
– А я тебе по-узбекски, что ли, сказала?
Ответил Николай:
– Не суетись, Володь. На самом деле все просто. Вернулся Герман. Ольга решила остаться с ним.
– Ни хрена себе? А… это… почему она так решила?.. Ведь у вас же все шло к свадьбе!
– Шло, да не дошло! Но хватит об этом! Что было, то прошло.
– Да-а-а! Ну, Ольга? Ну и стерва! А я-то думал, она к тебе с чистым сердцем, а оно вот как?
Николай повысил голос:
– Не смей оскорблять ее, Соболев! Пусть живет, как хочет! И пусть будет счастлива… если сможет!
Есипов встал, открыл холодильник, достал бутылку водки. Поставил на стол.
Марина всплеснула руками:
– Ты с ума сошел, пить в таком состоянии? Ведь подохнуть можешь. И очень даже просто!
– А если я, Марина, и хочу подохнуть? Тогда что?
Женщина обратилась к супругу:
– Ну, хоть ты его останови, Володь!
Соболев проговорил:
– Ты это, Коль, действительно не надо бы, а? Хотя бы сегодня не надо. А завтра видно будет. Она же, водка, не Ольга, никуда не денется?
– Ты опять за свое? Не трогай Ольгу. И вообще, спасибо вам за все, ребята. Идите к себе.
Соболевы покинули опустевший и вновь ставший нежилым дом Есипова.
Николай же, взяв бутылку, прошел в гостиную. Достал из «стенки» рюмку, устроился в кресле за журнальным столом, где они еще недавно играли с Валерой в шахматы. Выпил первую рюмку. За ней вторую, третью… распечатал еще одну бутылку, из бара…
Долго в его окне горел свет.
А в спальне Ольги пьяный Герман пытался овладеть лежащей, как бревно, холодной и безразличной ко всему женой. Он весь взмок, лапая ее тело руками. То сжимая грудь, то опуская руку ниже. Но ничего не добился. Шевцов утерял способность быть мужчиной, и от этого его душила жгучая злоба. Если бы жена помогла ему, если приняла его ласки,
Вот о чем думал вернувшийся с зоны Герман Шевцов, бывший комсомольский вожак и наркоторговец, когда Ольге надоели его лапания и она, отбросив руки мужа, поднялась с постели, покинув проклятую спальню. Она остановилась в зале, заметив свет в окне Николая. Слезы вновь подступили к горлу, но Ольга сдержалась, не проронив ни слезинки, а только печально смотрела на это окно, за которым была так счастлива. Ольга видела через открытые шторы его силуэт. И ей хотелось кричать, биться о стену, умереть, но… в соседней комнате посапывал сын, и только ради него она обязана жить. Как обязана ухаживать и за больным мужем. Она не могла бросить умирать его в одиночестве, когда некому будет подать ни хлеба, ни воды. Если бы Ольга знала, что болезнь Германа лишь игра. Прихоть эгоистичной и подлой натуры Шевцова. Но она, в силу своей порядочности, даже мысли об обмане со стороны мужа не допускала.
А за окном соседнего дома продолжал сидеть Николай. Он не спал.
Ольга прошла в спальню Валеры, прилегла к нему на софу.
Она так и не смогла уснуть в эту ночь. Как, впрочем, и Николай, которого не свалили даже две бутылки водки. Несмотря на бессонную ночь, Николай нашел в себе силы собраться, чтобы утром отправиться на работу.
В администрации отсидел на планерке, определил план работы подчиненным и собрался в Дом культуры, проверить окончание работ по приведению клуба в более-менее приличный вид накануне празднования 200-летия поселка Ташаево.
Выйдя из «Белого дома», увидел возле своей «Нивы» Соболева:
– Привет, Володь!
– Здорово. Ну, как ты?
– Нормально.
– Это, вообще-то, заметно. Тебе бы домой. Отоспаться, а то видок, честно говоря, не очень.
Николай махнул рукой:
– Плевать! У тебя дело ко мне? Или так вышел, посмотреть, как выглядит сосед?
– Так вышел.
– Тогда я поехал. Надо клуб посетить.
– Давай.
Есипов сел в «Ниву» и тронулся в сторону Дома культуры. Работы в здании были завершены, можно принимать участников торжества. Николай хотел подняться на чердак, посмотреть, как обстоят дела с восстановлением освещения зала и фойе, но раздумал. Посмотрел на потолок. Светильники все вроде на месте, хотя нет, трех не хватало, но пустые дырки на общем фоне не бросались в глаза. В другое время он обязательно бы вызвал электриков устранить недоделки, но сейчас все майору было безразлично. Единственно, что он еще сделал, так это включил рубильники. Свет был и в зале, и в фойе, и в туалетах.