Офицерский корпус Армии генерал-лейтенанта А.А.Власова 1944-1945
Шрифт:
Однако немецкие офицеры, принадлежавшие к оппозиции и воевавшие на Восточном фронте, безусловно знали о разговорах и настроениях, витавших в лагерях для русских пленных: например, в шталаге XIII-D в Хаммельбурге, где в одном и том же бараке жили четыре генерал-майора — заместитель начальника штаба Северо-Западного фронта Ф.И. Трухин, начальник училища ПВО в Либаве И.А. Благовещенский, командир 4-го стрелкового корпуса Е.А. Егоров и командир 21-го стрелкового корпуса Д.Е. Закутный. «Все четверо поносили на чем свет стоит и Сталина, и советскую власть и сходились на том, что расстрелянные по делу Тухачевского — расстреляны невинно и что крестьяне колхозы защищать не будут» [8] . Позднее, когда Закутный и Трухин находились в одном из лагерей вместе с командующим 19-й армией Западного фронта генерал-лейтенантом М.Ф. Лукиным и полковником И.П. Прохоровым, последний «подчеркивал, что советское правительство довело до обнищания советский народ, что против него нужно бороться, что в СССР отсутствует демократия; и клеветал на конституцию СССР, критикуя при этом колхозную систему. Закутный строил планы о восстании на Дону, Лукин выражался нецензурными словами по адресу Верховного командования Красной Армии» [9] .
8
ЦА
9
Там же. Т. 16. Л. 37–38.
Немецкие опросные документы свидетельствуют, что использовать военнопленных для создания РОА советовали немцам генерал-лейтенант Ф.А. Ершаков, генерал-майоры С.Я. Огурцов, П.И. Абрамидзе, И.П. Крупенников и М.Г. Снегов [83, 117]. Начальник штаба 3-й гвардейской армии Крупенников, взятый в плен под Сталинградом 21 декабря 1942 г., в беседе с германским дипломатом Г. Хилшером 18 января 1943 г. заявил, что немцы совершают кардинальную ошибку, полагаясь в войне против СССР лишь на силы собственной армии. Не исключая возможности формирования РОА из военнопленных, он считал обязательным условием для этого создание политической базы: Германия должна доказать народам России, что воспринимает их, как «равноправных членов европейской семьи народов». В первую очередь, по его мнению, необходимо было сформировать русское независимое правительство: в этом случае можно было бы рассчитывать на большой приток добровольцев из лагерей военнопленных. Из находившихся в германском плену советских офицеров «70 %, по его оценке, готовы воевать против советской системы» [83, 119–120].
Стоит, пожалуй, добавить, что почти все вышеупомянутые пленные генералы Красной Армии по разным причинам уклонились от участия во Власовском движении, в первую очередь из-за недоверия к немцам. Позднее Лукин заявил Власову: «Вы, Власов, признаны ли вы официально Гитлером? И даны ли вам гарантии, что Гитлер признает и будет соблюдать исторические границы России?» Ответ был отрицательным. «Вот видите! — сказал Лукин. — Без таких гарантий я не могу сотрудничать с вами. Из моего опыта в немецком плену я не верю, что у немцев есть хоть малейшее желание освободить русский народ. Я не верю, что они изменят свою политику. А отсюда, Власов, всякое сотрудничество с немцами будет служить на пользу Германии, а не нашей Родине» [87, 144]. И все-таки сохранившиеся стенограммы и протоколы допросов пленных советских генералов, хранящиеся в архиве МИДа ФРГ и Военном архиве Фрайбурга [10] , дают основания утверждать, что поиски антигитлеровской оппозицией советского пленного генерала, согласившегося бы возглавить антисталинское движение и добиться признания этого движения правящими кругами Рейха, не были беспочвенными. И в конце июля 1942 г. такой генерал появился…
10
В 1993 г. Военный архив ФРГ переехал в Потсдам.
Командующий 2-й Ударной армией Волховского фронта генерал-лейтенант А.А. Власов и повар штаба армии М.И. Воронова. Деревня Туховежи, 12 июля 1942 г. Снимок сделан сразу же после ареста офицерами 38-го армейского корпуса 18-й армии Вермахта, захватившими Власова и Воронову.
В начале третьей декады июля 1942 г. захваченного германским военным патрулем при помощи местной самообороны в деревне Туховежи генерал-лейтенанта А. А. Власова доставили из Летцена в Винницу, в Особый лагерь Главного штаба. Лагерь был создан майором графом К. фон Штауффенбергом и находился в его ведении. В нем содержался старший комсостав РККА, представлявший определенный интерес для Штауффенберга с точки зрения полезности для развития русского антисталинского движения. Немецкий биограф Власова пишет, что Штауффенберг создал этот лагерь с совершенно особыми условиями без ведома высшего командования [73, 37], но не указывает, кто покрывал это «самовольство». Впервые пленные смогли в этом лагере открыто высказывать свои мысли и свободно общаться. Одним из постоянных собеседников Власова стал командир 41-й стрелковой дивизии полковник В.Т. Баерский, позднее принявший псевдоним В.И. Боярский.
Капитан Вермахта В.К. Штрик-Штрикфельд
Примерно 24–25 июля 1942 г. в лагерь прибыл капитан Щтрик-Штрикфельд. Не будь этого человека, судьба Власова сложилась бы совершенно иначе, и он остался бы известен в лучшем случае как герой обороны Львова, Киева и Москвы. Используя смятение и колебание Власова, мучительный поиск им правильной линии поведения в сложившихся для него жизненных обстоятельствах, Штрик-Штрикфельд — прекрасный психолог! — сумел убедить его не только в необходимости возглавить антисталинское движение, но еще и в том, что это движение в условиях нацистского Третьего Рейха имеет шанс на успех [87, 109–116]. Скорее всего, сам Штрикфельд при этом добросовестно заблуждался относительно степени влияния антигитлеровской оппозиции, иронично называемой Штауффенбергом «Обществом по борьбе с опасным для жизни идиотизмом», на события. Едва ли он понимал и то, что русское антисталинское движение могло получить ожидаемый от него шанс, лишь при полном изменении общей ситуации в Германии. Власовское движение изначально оказалось в прямой зависимости от борьбы заговорщиков против национал-социализма. По существу оно превратилось не столько в движение борьбы со Сталиным, сколько в движение по борьбе с нацистами за право вести борьбу против существовавшего в Советском Союзе строя. В этом заключался доминирующий элемент трагедии, присутствующий во всей его истории буквально с лета 1942 г.
В этом же заключалась и трагедия самого Андрея Андреевича Власова, поставленного волею судеб в сверхсложные обстоятельства. Соглашаясь на предложения «рафинированных интеллигентов и убежденных демократов» Штрик-Штрикфельда, Трескова, Штауффенберга, Фрейтаг-Лорингофена и еще некоторых кадровых офицеров Вермахта, Власов безотчетно связал свое имя со всей системой взаимоотношений верхушки Третьего Рейха, а в конечном счете с его режимом, пожертвовал своим реноме ради туманного и призрачного шанса встать во главе РОА. С другой стороны, во Власове увидели вождя и объединителя антисоветских сил те, кто от отчаяния был готов поддержать Германию. Теперь они шли на службу не к нацистам,
До самого конца войны Власов ни разу не обращался лично к А. Гитлеру, общался только с представителями Вермахта, и лишь после разгрома антифашистского заговора летом 1944 г. был вынужден вступить в прямой контакт с высшими чинами СС. 3 августа 1942 г., Власов и Боярский вручили меморандум на имя германского командования, в котором излагали точку зрения, согласно которой в Советском Союзе существовала мощная оппозиция Сталину и режиму, причем не только на оккупированных территориях [11] . Бывшие командиры РККА предлагали ОКВ «создать центр формирования русской армии и приступить к ее созданию», чтобы «придать оппозиционному движению характер законности и одним ударом устранить ряд сомнений и колебаний, существующих в оккупированных и неоккупированных областях…» Любопытно, что текст меморандума (он был опубликован в России в 1992 г. Л. Решиным и С. Кудряшовым по тексту, хранящемуся в следственном деле Власова [12] ) в некоторых местах существенно отличается от того, что в действительности написали Боярский и Власов. В следственном деле сохранился небрежный перевод с немецкого, сделанный в 1945 г. по горячим следам событий. В опубликованном переводе, например, Боярский и Власов якобы распространяются о своем долге перед фюрером, что выглядит излишне подобострастно и несколько дезавуирует искренность их намерений. Не исключено, что такой перевод был сделан сотрудниками МГБ СССР намеренно, чтобы лишний раз «доказать» «заискивание» власовцев и их лидера перед Гитлером. Между тем, Боярский и Власов писали в ОКВ в действительности «о своей обязанности по отношению к своему народу и по отношению к провозглашенным фюрером немецкого народа идеям нового построения Европы довести вышеизложенные мысли до сведения немецкого Верховного командования, чтобы таким образом принять участие в осуществлении этих идей» [59, 40–41]. Ответа на меморандум не последовало.
11
Опубликованный в России вариант меморандума см. [40, 89].
12
ЦА ФСБ РФ. Н-18766. Т. 7. Л. 59–61.
10 сентября 1942 г. в Виннице Власов подписал листовку-обращение к командирам РККА и советской интеллигенции. В ней содержалась острая критика сталинского режима, но призывы сдаваться в плен отсутствовали, хотя пропагандистский штамп о том, что в германском плену нет ни зверств, ни расстрелов, уже себя обнаружил.
В конце месяца Штрик-Штрикфельд доставил Власова в Берлин на Викториаштрассе, 10, где размещался штаб русских сотрудников отдела восточной пропаганды ОКВ, или, на языке власовцев, «лаборатория». Той же осенью в Берлин перевели генерал-майора В.Ф. Малышкина, бригадного комиссара Г.Н. Жиленкова, неизвестного нам батальонного комиссара, скрывавшегося под псевдонимом М.А. Зыков, и еще несколько человек, составивших окружение Власова и положивших начало Власовскому движению. Сотрудники «лаборатории» имели право выходить в город и общаться с русскими эмигрантами. Благодаря таким контактам в «русский штаб» проникли члены Национально-Трудового Союза (до 1942 г. — Национально-Трудовой Союз Нового Поколения), в том числе выпускник одного из русских кадетских корпусов в Королевстве СХС А.С. Казанцев, с того времени находившийся в близком окружении Власова и оставивший искренние воспоминания об этом периоде своей жизни. Впервые напечатанные издательством «Посев» в Западной Германии в 1952 г., они полны горечи и даже некоторой озлобленности на немцев, не исключая и тех, кто пытался идеалистически помочь Власовскому движению [31].
Слева направо: помощник коменданта центрального штаба Абвергруппы-203 (Русской Национальной Народной Армии) полковник И.К. Сахаров, политический руководитель подразделения в форме генерал-лейтенанта Г.Н. Жиленков. Осинторф, Смоленская область, 1942 г.
НТС сыграл столь существенную роль в идеологическом оформлении Власовского движения, что стоит сказать о нем несколько слов. Эта организация возникла на съезде молодежных групп Югославии, Франции и Болгарии, проходившем с 1 по 4 июля 1930 г. в Белграде. Его активным участником стала главным образом русская молодежь не старше 35 лет из среды добровольцев Белого движения. Причиной создания подобной организации в Русском Зарубежье явился позитивный импульс, связанный с попыткой избавиться от фактических и психологических ошибок, допущенных Белым движением, а позднее — РОВС во главе со старыми и уважаемыми генерал-лейтенантами Е.К. Миллером и А.П. Архангельским. РОВС призывал дожидаться большой европейской войны и беречь кадры для того, чтобы в решающий момент в нее вмешаться. НТСНП призывал не ждать, а нелегально пересекать границу СССР, изучать быт населения, зондировать почву на предмет реальности «национальной революции»… НТСНП в 1933–1936 гг. считал благим делом призывать к убийству политических лидеров Советского Союза, но за всю свою более чем семидесятилетнюю историю так и не совершил ни одного террористического акта. Используя симпатии ряда офицеров бывшей русской службы, таких как начальник русского отдела польского Генерального штаба Р. Врага, НТСНП засылал своих членов в СССР. При переходе границы погибал каждый второй.
Несмотря на благорасположенность некоторых армейских офицеров Вермахта и даже благоволение военного атташе японской миссии Осимы, в 1938 г. отдел НТСНП в Германии пришлось закрыть ввиду резкого противоречия между идеями Союза и нацистской идеологией. Члены организации, жившие в Германии, прекратили легальную деятельность. По мере оккупации Европы Гитлером в подполье ушел практически весь НТСНП. Свои позиции в назревавшей европейской войне его председатель В.М. Байдалаков четко изложил задолго до вторжения Германии в СССР. Выступая 22 февраля 1939 г. в Русском доме Белграда на общественном собрании русской диаспоры, он сказал: «На вопрос совести «с кем мы?» может быть только один ответ: ни со Сталиным, ни с иноземными завоевателями, а со всем русским народом… Никто не отрицает, что борьба на два фронта — с завоевателями извне и с тиранией изнутри — будет весьма тяжелой… но не мы создаем внешние события… Этот путь избрал Союз, и мы утверждаем, что он единственно правильный… Россию спасет русская сила на русской земле, на каждом из нас лежит обязанность посвятить себя делу создания этой силы…» [48, 296–297].