Офицерский корпус Русской Армии. Опыт самопознания
Шрифт:
Итак, первое, что нужно, это то, чтобы там, где готовят мастеров военного дела, их готовили самые лучшие, одаренные свыше, талантливые офицеры. Талант, как Божий дар, тем и дорог, что он способен заражать окружающих, влиять на них, как бы крупинками передаваться им.
Самое важное — люди, потом — программа и учебники. Жалуются на молодых офицеров, что у них сердце не затронуто воинским воспитанием, а между тем наше дело пахнет не только кровью, но требует особой моральной стойкости. Эту стойкость могут передать только люди, отмеченные особенной искрой Божией; таких людей нужно выискивать и находить для училищ/
Теперь посмотрим, чему должен быть научен молодой офицер. Уже из предпочтения в армии офицеров из юнкерских училищ офицерам, окончившим курс военных училищ, мы видим, что войска предпочитают, чтобы офицеры меньшему обучались, но зато знали бы назубок и умели передать в простой форме то, чему их научили. Знали всегда. Сколько раз приходилось видеть, что молодой офицер, только что с апломбом оспаривавший старшего в собрании, краснел и мялся перед
Для того чтобы этого не было, в училище должны быть обстоятельно пройдены: 1. Полевой и гарнизонный уставы. Не только выучены, но усвоены практически, для чего юнкера должны в течение прохождения курса быть по несколько раз начальниками постов и застав, а по гарнизонному уставу караульным начальником, караульным унтер-офицером и разводящим. Служба юнкерской заставы должна быть доведена до 2-х суток и состоять не из лежания на траве, а из интенсивной работы (съемка местности кругом заставы, выбор оборонительной позиции, пути отступления, посылка дозоров, объяснение дозорам их обязанностей и так далее; корм лошадей, водопой, варка пищи и пр.). Я не буду останавливаться на подробностях — они сами выяснятся, раз полевая служба не будет поставлена, как пикник на солнышке; 2. Войска желают иметь офицеров, знающих телеграфное, гелиографное и т. п. дело до полевого беспроволочного телеграфа и телефона включительно и знающих хорошо подрывное дело на практике; 3. Войска недовольны тем, что редкий офицер может скоро и ясно составить простое донесение, в котором толково ответит на вопросы: кто (сколько рот, эскадронов, орудий), где и что делает (движется, стоит на позиции, на биваке), приложив к этому ясные кроки и перспективный вид; 4. Войска недовольны тем, что молодому офицеру (особенно в кавалерии и у казаков) нельзя поручить повести стрелковое дело. Были случаи, когда офицер совсем не знал постепенности приготовительных к стрельбе упражнений, не знал сборки и разборки винтовки, не умел объяснить назначения той или другой части винтовки, мало того — цинично уверял, что «все это — ерунда» и что для того, чтобы хорошо стрелять, надо иметь способности с детства. Один молодой драгун, офицер полка, бывшего раньше гусарским, говорил нижним чинам, что чем кавалерия хуже стреляет — тем лучше, потому что «мы де — гусары…» Это уже упрек серьезный; 5. Войска жалуются на то, что редкий молодой офицер умеет произвести дознание. Служба его в этом отношении начинается с урока старшего офицера; между тем, казалось бы, училище могло бы научить этому несложному делу и вывести молодого офицера на первых же шагах службы из необходимости обращаться за помощью и советом; 6. Слышал я заявления, что многие молодые офицеры неискусны разбираться по трехверстной карте и даже не могут по ней ориентироваться. Это объясняется тем, что в училищах вообще мало карт, а если на маневрах юнкера и видят карту, то это знаменитую «зеленку», годную только для Петербургской губернии; 7. Кавалерия и, что странно, казаки не раз говорили мне, что молодежь предпочитает класс полю, а в поле теряется. Как мало у нас среди молодежи охотников! На состязаниях в Михайловском манеже и на ипподромах Красного Села и Тяглина уже лет пять совершенно отсутствуют казаки… Когда-то они были первыми инициаторами скачек; 8. Старые командиры полков говорили мне. что на планах молодой офицер умеет ворочать корпусом, но не знает, как повести разъезд; 9. Молодой офицер не умеет ковать лошадь, чистить ее, не знает, как помочь в простейших случаях заболевания (колики, наминки, ушиб, растяжения, засечка), не умеет собрать и уложить солдатское или казачье седло и вьюк; 10. Редкий молодой офицер умеет ясно и картинно рассказать нижним чинам о явлениях природы, о громе и молнии, о виде земли, о том, что такое электричество, как устраиваются железные дороги, — словом, ответить на те простые вопросы, которые постоянно возникают в солдатском мозгу и ответом на которые офицер поднял бы себя в солдатской среде, стал бы выше их, заинтересовал бы, словом, показал бы — что он начальник по праву; 11. В некоторых отделах обучения молодые офицеры грешат неправильной выучкой. Например, один офицер при обучении фехтованию учит наносить удары с кисти, другой — с локтя, третий — с плеча. При обучении езде один вводит жокейство: ногу, забранную в стремя, короткие стремена, согнутую поясницу; другой выламывает людям поясницу, требует преувеличенной оттяжки в каблуке — какой сумбур появится в голове у нижних чинов при таком обучении, когда сегодня их учат одному, завтра другому и всякий требует свое; 12. Казаки говорили мне, что молодые офицеры совершенно не ознакомлены с тем, чему учить молодого казака, чему — старослужащего, разведчика, конносапера и казака учебной команды, а потому всякое обучение молодым офицером сводится, в зависимости от темперамента, или к манежной езде (справа по одному на две лошади дистанции шагом), или к проскачке с рубкой и джигитовкой.
Все это приводит к тому, что молодому офицеру иногда целый год приходится расспрашивать, ко всему приноравливаться, учиться, а не учить.
Между тем теперь, при разброске эскадронов и сотен
Я пишу все это не в упрек молодежи или училищам — Боже сохрани, но для того чтобы показать, чего ожидают войска от училищ.
И заканчивая беглый обзор всего слышанного и подмеченного мною в годы скитаний моих, я снова повторю, что самое важное для успеха нашего святого военного дела — это любовь к нему, любовь до самозабвения, до самоотречения. Будет эта любовь, и молодой офицер всему научится, все преодолеет.
Русский Инвалид. — 1907. — № 101.
Н. Португалов. Этика офицера
В моей Империи должны бодрствовать: священник, доктор и Я.
Николай I
Если принято считать, что половина или даже три четверти успеха военной или военно-морской силы зависит от личного состава, то нет никакого сомнения в том, что суть силы и успеха личного состава более чем на три четверти заключается в офицерах от самых низших до наивысших рангов. Поэтому ясно, что они должны составлять для нации самую дорогую и почитаемую часть армии или флота, если, конечно, они заслуживают уважения не только своим отличным знанием службы, но и поведением как в военное, так и в мирное время. И если они действительно мастера своего дела, равно носители настоящих рыцарских традиций, то все остальные граждане должны их особенно почитать как людей, каждую минуту готовых принести в жертву свою жизнь за родину, иначе говоря, — для защиты тех же граждан.
Имя офицера так же высоко, как доктора или священника, так как его обязанности для государства, да и для отдельных граждан, не менее важны, чем обязанности врачей, телесного и духовного. Вследствие этого офицеры всегда и везде должны себя держать с достоинством, но без заносчивости, памятуя, что они служат не только Государю, но и народу, главою которого является Государь.
Офицер должен помнить, что не только перед нижними чинами или его начальством, но в присутствии кого бы то ни было, он ни в каком случае не может себе позволить быть в нетрезвом, даже слегка, виде, в неряшливо содержащейся одежде, в ажитированном состоянии.
Высота занимаемого им поста и святость присяги обязывают офицера вести такую жизнь, чтобы он мог до самого своего ухода в отставку быть пригодным и морально, и физически исполнить свое назначение. Поэтому он не имеет права предаваться страстям, в большинстве случаев действующим пагубно. Этим мы вовсе не хотим сказать, что офицер не должен иметь все те потребности, которые имеют остальные граждане. Нет, это было бы и насилием, да и не было бы исполнимым. Наоборот. Офицер — не отшельник, не мальчик и не институтка, а взрослый и полноправный человек. Значит, следует только знать границу.
Так, если он пьет, то не должен пить до неприличия; если играет в карты, то не должен зарываться в игру настолько, чтобы это могло вредно отзываться на его бюджете, в виде долгов; если позволяет себе некоторые удовольствия неплатонического характера, то должен делать это так, чтобы оно не имело формы разврата, а лишь удовлетворения присущей каждому человеку естественной потребности.
Мы не думаем, чтобы вести себя так было очень трудно, так как ведь это не более чем общепринятые правила с тем лишь, что офицеры их должны соблюдать более точно, чем кто-либо другой. Даже если допустить, что исполнение этих правил все же представляет собою нечто не столь уж легкое, то, повторяем, это компенсируется тем почетом, которым должно пользоваться звание офицера среди остальных Мало того, если офицер ведет себя так, то он становится неприкосновенным, и каждое покушение не только на его жизнь или честь, но и, вообще, на оскорбление его должно караться особенно строгим образом. Такой офицер, если бы ему пришлось защищать свою честь оружием, не только не должен подвергаться наказанию за это, но, наоборот, должен быть награжден. И если такой закон будет издан, то он многих штатских людей удержит от покушений на оскорбление офицера, так как эти люди будут знать, что на такое покушение со стороны офицера немедленно последует отпор, до убийства оскорбителя включительно.
Если же офицер ведет себя не так, как следует, то он должен быть беспощадно увольняем от службы, так как предосудительное его поведение в мирное время есть верный залог того, что в военное, то есть тогда именно, когда понадобится полное напряжение его сил, он будет не пригоден к службе Действительно, бывающий в нетрезвом виде, в ажитированном состоянии (скандалист), поглощенный картежной игрой, растративший здоровье в бессонных ночах пьянства и разврата, куда он будет годен в военное время, как не в госпиталь?
Нам кажется, что император Николай I в своем изречении, поставленном эпиграфом к настоящей статье, в словах «и Я» подразумевал «и армия с ее верховным вождем, то есть офицерство», так как ведь каждый государь есть первый офицер русской армии.
Из всех армий мира офицерский корпус поставлен во всех отношениях лучше в германской, где офицеры не только являются великими мастерами своего дела, но и примерными гражданами, ведущими себя в большинстве безукоризненно.
Наше офицерство, и сухопутное и морское, ведет себя тоже хорошо, но все-таки славянская экспансивность часто мешает безукоризненному поведению даже весьма знающим свое дело офицерам. Пусть наша статья им напомнит, что отечество готово глубоко уважать и любить своих офицеров, но требует, чтобы они заслужили такую любовь. И мы верим, что так и будет.