Оглавление
Шрифт:
Именно в 70-е годы в СССР в результате трагической и великой индустриализации был достигнуто абсолютно сопоставимое со всеми развитыми странами мира качество жизни. (Более подробно о проблеме качества жизни в целом см. мою работу “Путь к себе. Доктрина России в 21 веке: как построить мировую державу и не одарить мир геополитическим Чернобылем” -).
И вот эту способность достигать и воспроизводить мировое качество жизни мы утеряли, поскольку не сумели удержать и даже правильно оценить масштаб личности собственного верховного государственного деятеля. Развал СССР лишь оформил и окончательно
Многие авторы, пытающиеся разобраться в послевоенной истории России достаточно едины в описании состояния Сталина в конце 40-х начале 50-х, когда к концу своей жизни, он с ужасом обнаружил, что не видит вокруг себя человека, которому можно бы оставить в наследство великий Советский Союз…
Этот также изношенный возрастом и страшной войной человек прекрасно осознавал ситуацию.
Вот как это без идеологии выглядело во время ужина у Сталина югославской делегации во главе с И.Б. Тито 27 мая 1946 года (описывал член делегации югослав К. Попович).
“Так за ужином и тостами проходил час за часом. Бросилось в глаза и мне, иностранцу, что Сталин говорит по-русски с грузинским акцентом. Букву “р” он выговаривал не мягко, как русские, а очень твёрдо…
… Сталин встал со своего стула, пошёл в угол, где находился патефон, и начал заводить пластинку за пластинкой. Он сам выбирал пластинки. В большинстве своём это были записи русских народных песен.
Вдруг Сталин стал напевать и приплясывать под музыку. Молотов и другие его соратники стали выкрикивать:
o Товарищ Иосиф Виссарионович, какой Вы крепкий…
Настроение Сталина вдруг переменилось:
– Нет, нет, я долго не проживу… Физиологические законы не отменишь…
Молотов вскочил со своего места, за ним последовали все остальные.
– Нет, нет, товарищ Иосиф Виссарионович, Вы нам нужны, Вы будете ещё жить долго…
Но Сталин покачал головой.
– Физиологические законы необратимы…
Бросив при этом взгляд на Тито, он сказал:
– Тито должен беречься, чтобы с ним ничего не случилось… Так как я долго не проживу, а он останется для Европы… Черчилль мне рассказывал о Тито, говорил, что Тито - хороший человек, а я ответил Черчиллю: “Мне это неизвестно, но, если Вы говорите, значит, так оно и есть. Постараюсь и я узнать Тито”.
Сказав это, Сталин перевёл свой взгляд на Молотова:
– А останется Вячеслав Михайлович…
После этого Сталин поднял свою рюмку с перцовкой и предложил Тито выпить на брудершафт. Они чокнулись и обнялись.
Затем Сталин выпрямился и сказал:
– Сила у меня еще есть!
– и, подхватив Тито под мышки, три раза приподнял его под звуки какой-то русской народной песни, доносившейся из патефона…” (Гиренко Ю.С. “Сталин - Тито”, - М.: “Политиздат”, 1991, стр. 288 - 289).
А вот мнение В.В. Похлёбкина: “… Так в 1949 г. Сталин впервые, и вполне объективно, проанализировав состояние и расстановку мировых политических сил, пришел к выводу о крайне сложном положении для СССР и о необходимости подготовки без передышки нового этапа классовой борьбы на международной арене.
Сложность момента состояла в том, что во-первых, после 70 лет Сталин
В 1949 г. уже нельзя было, как в 1917 или 1919 гг. бросить лозунг “Социалистическое Отечество в опасности!”, хотя это было бы исторически правильно. Но опасность хотя и была, однако ее никто не видел, или не хотел видеть. Кроме него. В том числе, не видели ее даже его соратники, с которыми он (кроме, разве Молотова) вообще на этот счет предпочитал не делиться: все равно не поймут.
Именно при такой ситуации у Сталина и стали возникать порой настроения отчаяния, - состояния ранее ему совершенно неизвестного, им ненавидимого, а потому для него - наиболее мучительного.
До 1949 г., т.е. на протяжении всех 70 лет жизни Сталин не знал, что такое безвыходное положение, он всегда, в самые критические моменты сохранял ясную голову и непоколебимый оптимизм, и даже в июне 1941 г., ему потребовалось всего 5 (пять!) суток, чтобы полностью восстановиться после шока от германского нападения и организовать военную жизнь огромной страны и ее вооруженных сил - на новых началах, не допустив в стране ни тени паники, отчаяния или уныния.
Да, в период 1879-1949 гг. все было у Сталина расписано по порядку, и все сбывалось так, как было расписано. Именно поэтому он стал с 1912 г. особенно верить в мистику цифр. Но в 1949 г. цифры - подвели. Правда, не настолько, чтобы это было заметно для других, но зато заметно для него, Сталина, а это было - главное. И было отчего приходить в отчаяние. Неужели он не выдержит? Неужели на этот раз не доведет борьбы до конца? Неужели его стальной, гибкий и несгибаемый, твердокаменный оптимизм будет размыт приливами отчаяния? Нет, нет и нет, хотя моя жизнь - безжалостная, как зверь!”.
Легкомысленной насмешкой кажется “глубокомысленное” замечание Жореса и Роя Медведевых по поводу уничтожения личного архива И.В. Сталина: “Историки всегда сожалеют о потере документов, которые могли бы лучше объяснить события ушедшей уже в прошлое сталинской эпохи. Но для Советского Союза и его народов утрата бумаг Сталина не была большой потерей. Отсутствие массива неопубликованных документов Сталина, по-видимому, даже облегчило преодоление сталинизма”. (Ж.А. Медведев, Р.А. Медведев. Неизвестный Сталин.
– М., “Права человека”, 2001, стр. 119)
А ведь даже они, Жорес и Рой Медведевы, такие известные борцы с “последствиями культа личности”, однозначно считают Сталина безусловным первым мировым лидером середины 20-го века: “Превращение СССР в супердержаву и появление двухполярного мира… было в первую очередь связано с деятельностью Сталина. Другие лидеры, от которых зависели судьбы людей в минувшем столетии, Гитлер, Мао Цзэдун, Рузвельт, Черчилль, Ганди, Тито, Хомейни, Мандела, стоят уже в следующем ряду, так как их влияние имело не всемирный, а региональный характер”. (Ж.А. Медведев, Р.А. Медведев. Неизвестный Сталин.
– М., “Права человека”, 2001, стр. 76)