Оглянись, незнакомый прохожий…

Все права защищены. Никакая часть данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме без письменного разрешения правообладателя.

Ну что же, друзья мои, следует отметить,

что если будет хоть один благодарный слушатель, то, я думаю, историю эту стоит рассказать. В данном случае описать – ну, скажем, так, как получится.

Случилась эта история очень давно, ровно сорок лет назад, летом 1972 года… в те времена укромные, теперь почти былинные, когда срока огромные, брели в этапы длинные… (Невольно как-то вспомнились строчки из песни В. С. Высоцкого.)

Так вот, лето 1972 года выдалось неимоверно жаркое и, как сейчас бы обозначили борзописцы-газетчики, весьма аномальное. Кругом горели леса и торфяники. Дымный смог стоял такой, что за сто метров не видно было ничего. Трава и растения маялись от отсутствия влаги и были какого-то неестественно бурого или вообще желтого цвета. Животные попрятались кто куда и изнывали от жары. Людей на улицах не было и создавалось впечатление конца света. Речка обмелела настолько, что перейти ее вброд не составляло труда даже в самом когда-то глубоком месте.

Мне тогда было семнадцать лет и все эти погодные катаклизмы казались чем-то таким… ну, скажем, как первые шторма для юнги, открывающего только-только для себя море.

Окончив училище механизаторов, работал я тогда в механизированном отряде Сельхозхимии. Трактор мне дали добитый настолько, что легче было бы изготовить новый, нежели собрать этот из груды металлолома. Так вот однажды, во второй половине дня, когда я в очередной раз убивал время на ремонт трактора, ко мне из конторы прибежала запыхавшаяся от дыма и быстрой ходьбы секретарша Галка.

– Тебя вызывают в горком комсомола, – проговорила она охрипшим от жары голосом.

– А когда, Галь, туда надо явиться? И зачем?

– Мне ничего не объясняли. Да и связь плохая, ничего не слышно. Сказали, что чем скорее, тем лучше.

– Ну, тогда я погнал. Ты, Галка, только начальство тут предупреди, а я помчался. Лады?

– Лады. – Галка закашлялась от дыма и пошла обратно на свой пост секретарский.

Помыв руки в солярке и потом с мылом в мутной водице, тонкой струйкой бежавшей из-под крана, я вышел на улицу и, как лихой наездник, вскочил на своего верного коня-мопед «Верховина» и помчался в район.

Ехать надо было двадцать километров, и все бы ничего, но дорога была старинной, выстланной камнем дикарем. Поэтому трясучка была ужасной. Я ехал и думал – зачем я им понадобился там, в горкоме ВЛКСМ? Может, хотят послать с отрядом таких же молодых комсомольцев тушить лесные пожары? Мысленно я уже представлял себе, как это все происходит, и как я совершаю подвиг (только еще не придумал, какой) и как лежу на траве среди деревьев, перемазанный сажей и кровью. Пью жадно спекшимися губами теплую воду, заботливо мне кем-то поданную,

и вокруг меня хлопочут девушки, непременно красавицы, и парни завистливо смотрят на меня, совершившего подвиг, и жалеют, что это я, а не они…

– А ну стоять! – визгливо грозный окрик вернул меня к реальности.

– Ты че тута ездиишь, а? Леса поджигашь? Я вот тя щаса арестую.

В дыму на обочине дороги я разглядел женщину, н-н-ет, скорее бабу или даже бабищу угрожающего вида. Она стояла, уткнув руки в боки, с папиросой во рту.

– Папиросу погаси. Пожарница хренова! – огрызнулся я и погнал дальше.

…Ну так вот – красивые девушки, парни завистливо смотрят…

Вот, зараза, от таких мыслей приятных отвлекла, чтоб ей…

Наконец я дотрясся до райцентра и, бросив мопед у здания горкома, вошел внутрь. На мое удивление в коридорах горкома было как-то так свежо и прохладно, что даже уходить не хотелось.

Надо отметить, что во всем здании я не встретил ни одного человека. Да это и понятно, был уже конец рабочего дня и сезон отпусков. В тишине я услышал голоса, раздающиеся из кабинета в конце коридора. Я постучал и, открыв дверь, пошутил:

– Здорово, братцы, вот и я, небось, не ждали ни. я!

На меня не обратили внимания два человека. Один из присутствующих был Алексей Алексеевич Князев, первый секретарь горкома комсомола. Второй присутствующий – паренек какого-то уж очень затрапезного вида. Цветастая рубаха, на нем сидевшая мешковато, была на пузе завязана узлом и не застегнута ни на одну пуговицу. На ужасно лохматой голове, поверх копны волос, не знавших расчески, была набекрень нахлобучена засаленная кепка с измятым козырьком. Вдобавок ко всему парень был настолько конопат, что казалось, будто солнышко на нем одном отыгралось за все человечество, осыпав его веснушками, наверное, в несколько слоев. Паренек всхлипывал и как-то гнусаво тянул:

– А мамка че, одна будет корову что ли без меня обихаживать? Не поеду я-а-а. А сено кто за меня-а-а убирать бу-у-дет, ты что ли? Сказал, не поеду и усе-е-е.

– Ты не комсомолец. Ты тряпка. – Алексей Алексеевич повернул голову и, уставившись на меня, спросил – А ты поедешь?

– Поеду, – сходу выпалил я, еще не зная, куда надо было ехать и зачем. Но в моих представлениях ехать надо было непременно тушить пожары.

– Вот видишь, как настоящие комсомольцы поступают. Они не раздумывают. Куда комсомол и партия пошлют, туда они и едут! – пафосно проскандировал Князев.

– А птамушта драчки оне-е-е, – размазывая сопли, заныл паренек.

– Иди отсюда, чтоб глаза тебя мои больше не видели.

Пацан пулей выскочил из кабинета и Князев обратил свой еще не остывший от гнева взор на меня.

– Вот видишь, какие еще у нас есть несознательные экземпляры.

– Да ладно, Лень, он прав: на кого он мать-то оставит без помощника, небось один он у нее?

– Да какое на хрен один! У него отец есть и брат старший, пьют как извозчики – оди-и-ин…

– Ну ладно, че вызывал-то?