Огнеда
Шрифт:
Я не заметила, как начала говорить, а потом уже не могла остановиться, говорила-говорила, словно боялась, что куратор сейчас остановит и не даст все высказать. Но Дамьян сидел молча, застыв как истукан, только руку не опускал, все так же крепко сжимая мое плечо.
— И оно было не известно нашей медицине… они не могли ее вылечить. Мама умирала… каждый день, каждый час и минуту умирала. Когда у нас в школе началась вербовка в Академию, ко мне пришли из комиссии и предложили участие в эксперименте. А взамен гарантировали, что мою маму будут поддерживать очень дорогими лекарствами и процедурами за счет Академии… Я тогда не особо вдавалась в тонкости эксперимента, и была согласна на все, лишь бы мама выздоровела. Они мне обещали, что
— Какой срыв? — низким, вибрирующим голосом уточнил Дамьян.
Я посмотрела на него и увидела, как желваки на его лице сжались, а взгляд стал жестче, холоднее.
— Хм… я бы не хотела об этом говорить сейчас, — ушла от прямого ответа, вспоминать про поступок Лима было больно.
— Кто же эти два года платил клинике? — сделал уступку куратор.
— Академия выдала мне кредит, который, как писалось в договоре, станет безвозмездной ссудой, если практика завершится с отметкой «отлично» и комиссия останется довольной ее результатами. Кредит выплачивался в клинику помесячно авансом, и видимо, за этот месяц Академия решила не платить… видимо, они узнали, что я… что вы… они сделали вывод… наверное… что я отказалась от практики… вы назвали меня сианой…
— Погоди… — Дамьян развернул меня к себе лицом, впившись чернильно-огненным взором в мои расстроенные глаза, — ты хочешь сказать, что Академия не заплатила за лечение, потому что ты стала моей сианой? То есть кто-то из комиссии решил, что ты выбрала другой путь…
— Да. До меня только сейчас это дошло, — прикусила губу и застонала от безысходности. — Информация о том, что кадет Академии отстранен от практики, равнозначна моему отказу от нее… нарушение кредитного договора… нарушение Устава. О Боже!
Я вырвалась из его рук и уткнулась лицом в ладони, до крови кусая губы. Мама! Прости! Я должна была понять это раньше! Я виновата.
— Но я не отстранял тебя от практики. Ты не исключена из списка кадетов… только группу разделил и перевел тебя в женскую подгруппу. У нас не принято тренировать женщин и мужчин в одной связке. Я разберусь с этим!
— Поздно, — прошептала я, поднимая глаза, и вытирая кровь, которая капала из прокушенной губы. — Маму уже не вернуть. И те деньги, что я перевела на ее счет в клинике… они тоже пришли с запозданием… я не учла время ведения банковских операций… я много что не учла. Это ужасно!
— Огни, родная, — взгляд мужчины потускнел, и он поднялся. — Понимаю. Все понимаю. И в том, что случилось, видимо есть и моя вина. Но ты могла бы все рассказать, объяснить. Я бы был осторожнее.
— Какая теперь разница, — тяжело вздохнула.
Глядя в стену, тихо добавила:
— Сиг Куратор, пожалуйста, оставьте меня одну. Мне нужно побыть одной. Пожалуйста.
— Хорошо. Я уйду сейчас. Только, Огни, — запнулся он на миг, но даже ни слова не сказал, что обратилась к нему в неприятной для него форме, — дверь я заблокирую. Ты сейчас не адекватна. Можешь наделать глупости. Да и с этим убийством, то есть со смертью Кавинау не все ясно.
— У меня нет желания куда-либо сегодня идти, — буркнула я мрачно, и тут до меня дошло, что сказал Дамьян. — Убийство? Его убили? Не сердечный приступ?!
Куратор рыкнул, словно был недоволен тем, что проговорился, затем выдохнул:
— Потом расскажу. Огни, давай я тебя усыплю сейчас. Выспишься, успокоишься.
— Нет! — воскликнула я возмущенно. — Не надо!
И отошла от него подальше, в сторону в ванной, в случае чего готовясь там и спрятаться.
— Не стану тебя принуждать. Не волнуйся. Сегодня тренировка и медитация отменяется. И, Огни, — замер он вполоборота уже
Кивнула и пошла за ним в гостиную. Следя за тем, как мужчина выходит из моего жилого блока, вспомнила, что у меня на груди спрятан планшетник. Так что будет, чем вечерком заняться. Надо будет покопаться в нем, уничтожая все следящие устройства. И не думать… не думать о маме. Не сейчас. Когда так больно. Немного пройдет времени и я смогу спокойно все вспомнить и принять какое-нибудь решение.
Глава 16
Есть совершенно не хотелось, а вот попить… На столе обнаружила кувшин с напитком с запахом мяты. Налив чуть зеленоватую жидкость в высокий стакан, отхлебнула немного и поняла, что по вкусу очень на мохито похоже. Выпив залпом, отставила стакан и присела на диван, меланхолично разглядывая планшетник, который вертела в руках. Думать было страшно, потому что мысли все время норовили вернуться к двухнедельной давности. В тот день я говорила с мамой по старому планшетнику и обещала, что вернусь с практики и мы с ней отправимся к морю. Мама улыбалась потрескавшимися губами и смотрела на меня любящим взором, при этом говорила странные слова: «Твоя жизнь, Огонек, скоро изменится. Не трать свои силы зря. Не рви себе сердечко. Я рада тебя видеть сейчас… а что будет потом, одному Богу известно. И не горюй… Обещай мне, что не станешь горевать там, где меня не будет рядом с тобой».
Я обещала ей то, что она хотела услышать, думала, что мама ошибается и все у нас еще будет отлично. Но… могла ли она предвидеть, что ее скоро не станет из-за чьей-то жадности в комиссии или ошибки оператора в банке. Жаль, я не имею возможности все узнать. Я ведь точно знала, что успеваю с оплатой, что у меня в запасе еще пару недель, ведь сейчас только конец месяца, аванс в любом случае должен был успеть дойти. Кто распорядился не давать маме лекарства? Почему? Не могло же быть причиной такой жестокости просочившаяся каким-то образом информация, что я вдруг отказалась от практики и стала сианой Дамьяна? Он же сказал, что не исключал меня из группы… Что-то не сходится! Если бы я подписала инструкцию… Нет, даже подписывая этот странный документ, я не теряла своего гражданства, своего статуса кадета… или теряла бы? А может я сама виновата? Когда уничтожила свой чит-код, стерла данные о себе? В этом случае они автоматически уничтожаются в базе Академии или нет?
Ужас! Мне и правда стало очень страшно от осознания, что могла сама, своими руками подписать маме смертный приговор. Не-е-ет!
Вот тут меня прорвала, я завыла как сирена, и бросилась на диван ничком. Ревела долго, пока не обессилила, а потом вообще мысли разбежались, и только одна билась в голове — мама умерла вчера вечером, деньги пришли утром, а лекарство должны были давать один раз в неделю, то есть прошло от назначенного срока только пять дней. Два дня назад до вылета на базу у меня был странный разговор с моим руководителем группы в Академии.
Села, поморщившись, так как почувствовала, что все лицо опухло от слез. Вспоминай, Огни, что он тебе тогда сказал.
«Огнеда, я надеюсь, что твоя практика завершится успешно и ты вернешься все такой же свежей и… невинной», — говорил этот неприятный на вид, и такой же противный своими домогательствами человек. Он преследовал меня уже год, как только появился в Академии. Именно его домогательства я умудрялась избегать, когда за каждую оценку приходилось бороться в буквальном смысле слова. Никто не знал. Совершенно никто. Правда, однажды Лим встретился мне в коридоре, когда я шла на дополнительный семинар к другому преподавателю. Парень вылетел из кабинета руководителя Эмингема, весь пылая ненавистью, а следом появился сам майор. Лицо его было разбито в кровь, глаз заплыл, а сам он выглядел так, словно его хорошо отделали несколько парней.