Огнедева. Аскольдова невеста
Шрифт:
Думали, проводили по чести, да не тут-то было. Когда бабка Кручиниха шла с выгона, ее знаменитая клюка находилась при ней — в навершии клюки была вырезана бородатая голова чура, и все знали, что именно в ней-то и живут бабкины духи-помощники. Перед смертью ведун должен их передать хоть кому-нибудь. Но никого при бабке не оказалось, и клюка ее валялась рядом с телом, выпав из мертвых пальцев — так ее и нашли. Тело бабки подняли, но клюку оставили на месте — боялись к ней прикоснуться. Кто возьмет клюку, тот возьмет и духов, а с ними справляться — уметь надо.
В Меже имелось несколько мужиков или женщин посмелее, кто
— Видно, ищут нового хозяина достойного, — рассказывал Дивляне и обоим воеводам Милоум. — Наша кровь-то старая, знатная. Бабка была из хорошего голядского рода, из Милогодовичей, а они с самими князьями старыми голядскими в родстве. Княгиня Колпита, старшая Громолюдова жена, из них тоже сама.
— Так вы с Громолюдовой княгиней в родстве? — Белотур поднял брови.
— Хоть и в дальнем, а дедами счесться можем. — Милоум важно кивнул. — Видно, духи-то хотят княжьей крови себе хозяина. И верно — ведь есть такой человек…
— Да ты лучше про жальник сперва расскажи, — посоветовал тот веселый толстяк, Милоумов родич, названный Синелей в честь почитаемого предка.
— Да, про жальник, — вспомнил Милоум. — Как похоронили, а через три дня наутро смотрим — нет скотины! Вся разом исчезла, у всех! Как растаяла, как навьи унесли! Кинулись искать — а следы на жальник ведут. Пришли — вот она вся, родимая наша! Коровы, овцы, козы — у нас скотины людно, слава Велесу! — все здесь, стоят, травы не жуют, не мычат… будто зачаровал кто! Пригнали домой, стали бабы доить — молоко горькое, в рот взять нельзя! Так все и вылили. На другое утро — что за напасть! Опять нет скотины! Бегом на жальник — там она, и снова молоко горше полыни! Ну, тут уж мы смекнули — жертвы хочет наша Кручиниха. Выбрали телку, закололи. Три дня было тихо. А нынче просыпаемся — мальцов в избе нет. У меня нет, а ведь их пятеро, у Синели, вон, нет, а он шесть девчонок наплодил, ни у кого нет! Бабы в плач, а мы на жальник. А там вы…
Он замолчал, молчали и гости, потрясенные этим рассказом. Смысл происходящего был очевиден и жуток. Неудовлетворенная кровью телки, покойная бабка хотела теперь в жертву кого-то из детей. А может, ее игрецы, озлобившиеся и одичавшие без хозяина, который их кормил и давал им работу. Дивляна от своей бабки, Радогневы, хорошо знала, что духи-помощники, если не общаться с ними, не ухаживать и не кормить, дичают и звереют, как собаки, и чем дальше, тем больший вред могут принести. Волосы шевелись на голове от ужаса — духи хотят крови ребенка! И властно тянут возможные жертвы к себе — на курган.
Но не было больше в Меже мудрой бабки Кручинихи, которая могла посоветовать, как избыть напасть. Наоборот, она-то и превратилась в самого страшного, могущественного врага. На вершине кургана раскладывали на ночь огонь, стараясь усмирить и отпугнуть нечисть, — его-то и видела Белотурова дружина предыдущим вечером — но ничего иного никто предложить не мог. И огонь вовсе не помешал кровожадным духам приманить на жальник детей…
— Я не знаю! — Восьмилетняя дочка Милоума с взрослым недоумением развела руками. — Мы же спать легли на полатях, заснули, как всегда… А просыпаюсь —
Ни сами дети не помнили, как ушли из домов на жальник, ни взрослые не заметили, не услышали и не увидели, как фигурки в исподних рубашках соскальзывали с полатей, отворяли двери, выходили под ночное небо… Но женщины, прижимая к себе детей и внуков, и сейчас еще причитали, понимая, чем грозит жуткое происшествие.
— И дожди зарядили, — удрученно добавил Милоум. — Снопы мокрые в овин свезли, пока совсем не сгнило, как там просохнет теперь… Сегодня вот только развиднелось, дай Стрибог ясного неба…
— Так ведь сама Огнедева к вам пришла и тучи разогнала! — Мезга улыбнулся. — Примите ее хорошо, глядишь, и наладятся дела!
Женщины, толпившиеся у двери, смотрели на Дивляну с мольбой и надеждой, а она изо всех сил старалась скрыть растерянность. Она много чего знала насчет духов и того, как с ними обращаться, но совсем не имела подходящего опыта и сейчас лихорадочно думала, как теперь поступить, чем помочь? Была бы на ее месте Радогнева Любшанка — уж она бы живо приструнила распоясавшихся духов! Но бабка сама уже года три как переселилась в Ирий, и Дивляна могла надеяться лишь на то, что Огнедева, чье имя она носит, не оставит свое земное подобие и научит, как помочь беде.
Глава 2
— А где теперь эта клюка? — спросила Дивляна, и боясь, и желая увидеть своими глазами вместилище грозных неуправляемых духов.
— Вот пойдем, покажу. — Жена Милоума знаком позвала ее за собой.
Миновав несколько изб, она привела гостью к покосившемуся строению, имевшему заброшенный вид. Соломенная крыша давно не подправлялась, под стенами обильно росла трава, и не виднелось никаких признаков обитаемого жилья — только старый засохший венок под окошком, оставшийся, как видно, от последней Купалы.
— Жил тут Новила со своими. — Милоумова хозяйка неопределенно повела рукой. — Да в тот мор, спасите чуры, повымерли они — и Новила, и жена… сестра моя была… и детки… трое. Так и стоит изба. Хотел было Домилко жить, как женился, да отец ему сказал: нечего велсов дразнить, лучше новую поставить…
Дивляна прижала ладонь к мешочку, пришитому к исподнему поясу, — в нем хранился один из тех оберегов, которыми ее снабдили в далекую опасную дорогу мать и прочие родственницы. Значит, здесь, в вымершей избе, хранят клюку Кручинихи? Но как же — ведь сказали, что она сама возвращается на могилу прежней хозяйки…
Но спросить о чем-либо Дивляна не успела — женщина толкнула низкую дверь и вошла, позвав ее за собой. Придерживаясь за косяк, Дивляна опасливо спустилась по трем ступенькам и оказалась в темных сенях. Пахло затхлостью и заброшенностью, по углам валялся грязный, запыленный хлам — и не поймешь, что такое.
— Ну, как тут? — раздался впереди голос женщины.
Кто-то что-то ей ответил, но тихо и неразборчиво. «Уж не с духами ли она говорит?» — в испуге подумала Дивляна, но покачала головой: едва ли Милоумова хозяйка это умеет. Переступив порог истобки, она застыла у порога, после светлого дня ничего не видя. Двери она закрывать за собой не стала и в свете снаружи вскоре разглядела небольшую избу: стол и лавки, печка в углу. Возле одной из лавок стояли две женщины: Милоумиха и другая, постарше.