Огненная арена
Шрифт:
— Ты говоришь о главаре армян? — уточнил Байкара.
— Да, о нем… Он пока в Асхабаде, но через несколько дней уедет. Надо успеть передать ему записку. Если я попрошу тебя, ты сделаешь это?
— Иван, ему передадут мои люди. Его все знают. Давай записку, — сказал Байкара.
— Я сейчас напишу! — заторопился Нестеров: оторвал от старого письма чистый неисписанный клочок и написал: «Милая Ариль! Я жив и здоров, жди меня в Шуше!» — Вот, Байкара, пошли сегодня же человека к Асриянцу. Если Арам получит ее, я весь век не забуду эту услугу.
Трое
Пока мужчины вели беседу в кибитке, женщины стояли у казана, подбрасывали в огонь стебли сухого камыша и любовались малышом Амана, которого держала на руках Галия. Мальчику уже исполнилось полгода, он лепетал бессвязно, и это доставляло радость матери, а старуху — жену седельщика — забавляло.
— Царские! Царские едут! — послышался вдруг детский крик.
Женщины оглянулись и увидели всадников, едущих по берегу озера. Обе вскрикнули и заспешили в кибитку, к мужчинам.
— Аман, — проговорила испуганно Галия. — Царские военные едут.
Все, кто был в кибитке, сразу схватились за оружие и вскочили с кошмы. Аман хотел выйти наружу, но Байкара остановил его:
— Сразу видно, что неопытный джигит. Не спеши. Надо узнать, с каким настроением приехали. Тебя, наверное, разыскивают, Иван, — посмотрел он на Нестерова.
— Ничего, живым я им не дамся, — отозвался тот. — Это Черкез! — первым узнал брата Ратх.
— Да, это Черкез, — подтвердил Аман. — Все-таки удалось ему узнать, где Галия. Ну ничего, встретим с достоинством!
Галия, узнав, что приехал с казаками Черкезхан, изменилась в лице: стала бледной, словно ангел смерти уже занес над ней свои черные крылья. Попятившись в глубину кибитки, она прислонилась спиной к териму и прижала к груди дитя.
— Аман, что же теперь будет? Аман, защити нас, — взмолилась она.
А на дворе события развивались своим чередом. Черкез и его казаки слезли с коней, взяли наизготовку винтовки и направились к жилой кибитке седельщика. Черкез распахнул килим, первым вошел в нее и тотчас вышел: в юрте никого из взрослых не оказалось. Дети выскочили за ним следом и затаились, наблюдая.
— Где беленькая гелин? — спросил Черкез у них.
Один из мальчиков указал на черную кибитку. Черкез, держа в руке револьвер, взмахнул им, приказывая казакам идти следом.
Байкара, наблюдавший все это время за Черкезом» сразу сообразил что делать.
— Аман, — распорядился он. — Ты встань справа от входа, я — слева. Как только войдет — обезоружим. Ты, Ратх, и вы, Иван Николаевич, тоже будьте наготове. В случае чего, стреляйте в казаков.
Черкез, подойдя к юрте, вдруг злорадно засмеялся и проговорил каким-то не своим, срывающимся голосом.
— Выходи, Галия. Я узнал, что ты здесь!
Ответа не последовало, и Черкез выстрелил в стенку кибитки.
— Выходи, ощенившаяся сука! — взревел он и снова выстрелил, сорвав старенький коврик у входа резким движением левой руки. — Выходи, приказываю!
Солнечный свет, хлынувший в юрту, высветил
— Аман-джан! Ратх-джан! — закричал он. — Бейте этих проклятых! — И сам, чтобы не попасть под выстрел второго казака, упал на землю и пополз к тамдыру.
Байкара, поняв, что особых угроз больше нет, прокричал казаку, прятавшемуся за кибиткой.
— Эй, выходи, убивать не будем.
— Выходи, казак! — приказал и Нестеров. — Если не сделаешь больше выстрела, даруем тебе жизнь. Уйдешь туда, откуда пришел!
Казак перестал стрелять, затем высунулся из-за юрты, бросил винтовку и поднял руки вверх.
— Не убивайте! — взмолился он и заплакал. — Не убивайте, родимые! Разве я по своей воле!
Теперь, когда ничего не грозило, все бросились назад, в юрту, где упал сраженный пулей Черкеза Ратх. Галия, положив ребенка на кошму, держала обеими руками Ратха за плечи, И из-под руки женщины текла кровь, обагряя рубашку юноши.
— Он живой, живой! — восклицала Галия. — Принесите скорее чистой материи. Скорее!..
Нестеров, не дожидаясь, пока найдут какой-либо лоскут, снял с Ратха рубашку, разорвал ее и начал перевязывать рану. Ратх был ранен в правое предплечье.
— Крепись, братишка, — приговаривал Нестеров, — Ничего страшного. Сейчас перевяжем как следует, а потом будем искать доктора.
Лицо Ратха осунулось и пожелтело, губы дрожали, как в лихорадке.
Наконец, когда перевязали Ратха и увели в белую юрту, занялись Черкезханом. Он был убит наповал Байкарой. Выскочив из кибитки, калтаман расстрелял его в упор. Труп внесли в черную юрту и положили на кошму, С минуту смотрели на мертвого, затем накрыли платком.
— Ну что ж, Аман, — печально проговорил Байкара. — Выходит, что я теперь твой кровник. Можешь убить меня.
Аман вздрогнул и покачал головой:
— Нет, Байкара. Черкез шел сюда, чтобы убить меня и мою жену с сыном. Ты поступил, как подобает честному человеку. Пусть не лежит на твоем сердце тяжесть, Я снимаю с тебя тяжесть кровника.
Черкеза похоронили здесь же, на берегу озера. Казака, убитого киркой, закопали рядом. Другого казака решили отпустить и отдать ему лошадь, но после того, как люди снимут свои кибитки и навсегда покинут местечко Джунейт.
В тот же день Аман с Галией и сыном, а вместе с ними и седельщик с семейством подались на Узбой — в самые недоступные места. Ратх, Нестеров и Байкара отправились вдоль предгорья, в Кизыл-Арват. Иного выхода не было: пуля засела в плече Ратха и удалить ее мог только опытный врач. Нестеров, вспомнив об отце Красовской, решил, что самое лучшее отвезти Ратха к нему.