Огненная река
Шрифт:
Их старания и опасения не были напрасными. Смерть Чаршамбы Нонгакая мало что изменила в существующем раскладе. Чудом спасшийся Харманли Терджен, на которого Смерть в облике Каэ просто не обратила внимания, спешно отозвал войска из Кортеганы. Правда, послать сообщение при помощи придворного мага было просто, а вот дождаться возвращения войск – дело не одной и не двух недель. Старший, а нынче Великий магистр ордена Безумных хассасинов не жаждал занимать престол, и потому самыми серьезными претендентами на него являлись Меджадай Кройден и Рорайма Ретимнон. На третьем месте стоял великий адмирал Ондава Донегол, если он, конечно, хотел бы стать королем Эль-Хассасина. Но все
Все проблемы Иманы ложились на плечи Рогмо Гаронмана – короля эльфов, Грэнджера Норгардского и наместника Кахатанны в Хартуме герцога Талламора. Три правителя воспользовались моментом и заключили договор, обязывающий их приходить на помощь друг другу при любом военном конфликте или другом катаклизме, в который оказалась бы втянутой хоть одна из договаривающихся сторон.
Немало слез было пролито при расставании, но все же наступил тот час, когда «Астерион» вышел из гавани Трайтона. Каэ понимала, что покидает Иману не навсегда, но теперь ее звали другие дела, другие места, другие люди.
Перстень Ниппи в ответ на вопрос о местонахождении остальных двадцати шести талисманов Джаганнатхи ответил добродушно-ворчливо:
– Их достаточно много, чтобы гонять тебя по всему свету, но мне отчего-то кажется, что тебе нужно побывать дома. Поэтому начнем с тех, что находятся на Варде.
– И на том спасибо, – сказала Каэ.
– Всегда пожалуйста, – отвечал Ниппи. – Ты же знаешь, как трепетно я отношусь к страждущим, жаждущим и неимущим.
Он был на самом деле добряк, но считал, что последнее слово просто обязано оставаться за ним.
Умиротворенная Каэ решила, что простит ему эту маленькую слабость. Могаллан и Кобинан замучили команду расспросами о Сонандане, его обычаях, моде, кухне. При слове «кухня» Каэ сразу вспоминала, что обязана отправить на Иману, в Хартум, самую полную поваренную книгу, какую только отыщет в своей библиотеке. Иначе наместник грозил узурпировать власть и не высылать денежных дотаций. Что касается последнего, Каэ обнаружила, что неисчерпаемая казна Сонандана, казавшаяся несбыточной мечтой остальным правителям Варда, выглядит на фоне казны Хартума как дырявая нищенская сума. Каэтана вообще прохладно относилась к деньгам, как и положено богине. Но ей было все-таки интересно, какие суммы будет высылать наместник.
Сангасои с «Астериона» во главе с капитаном Лооем не могли глаз оторвать от красавцев фенешангов. Они потихоньку обрастали знакомствами среди эльфов, гномов, полубогов и богов, но привыкнуть к этому не могли. Прекрасные лица с темно-шоколадной кожей и ослепительно белыми прямыми волосами заставляли всех любоваться фенешангами. А их милый, добрый и веселый характер моментально расположил к ним всех. Фенешанги охотно лазили по мачтам и реям, выполняя сложнейшие работы, вчетвером заменяя несколько десятков человек. Им это доставляло искреннюю радость, и Каэ махнула рукой на их причуды.
Однажды, когда наступил теплый вечер, казавшийся всем немного прохладным после бесконечной жары, царившей на Имане, фенешанги устроились возле Каэтаны поболтать. Они по достоинству оценили зеленое вино Сонандана и с удовольствием потягивали его из тонкостенных бокалов.
– Так что же вы мне собирались рассказать о Чаршамба Нонгакае? – спросила Каэ. – За что он заплатил сыном?
– Это диковинная история и чуть-чуть дикая, – признал Римуски. – Я уже рассказывал вам о Лоллане Нонгакае и о том, какие отношения сложились между ним и Ишбаалом. Так вот, имя Лоллана было не в почете, вы это помните. И вдруг Чаршамба
Лоллан считался единственным наследником престола. Его учили самые мудрые маги, самые серьезные ученые. Величайшие мастера фехтования, кулачного боя, лучники, копейщики, всадники – все они стекались ко двору, где Чаршамба, вопреки обыкновению, тепло принимал их и назначал такое жалованье, что они заодно и душу ему были готовы продать. Юный принц рос силачом и красавцем. Лицом он пошел в отца, но ни один из Нонгакаев не мог похвастаться таким громадным ростом, такими сильными руками. Нет, – усмехнулся Римуски, – я вовсе не утверждаю, что они были слабыми или больными. Но Лоллан превзошел всех предков и даже своего отца, который двадцать лет подряд считался лучшим бойцом в ордене.
Когда юноша стал совершеннолетним, все полагали, что его объявят наследником, и весь Сетубал стал готовиться к празднику. Однако дворец молчал. Ни один глашатай не объявил о дне начала праздника. Вообще никто ничего не объявил. Но мы были там, и мы все видели.
Однажды Чаршамба велел седлать коней и с небольшим отрядом повез наследника на гору Нда-Али, к пещере Ишбаала. Внутрь они с сыном зашли вдвоем, а вернулся назад один только король. Лоллан Нонгакай был принесен им в жертву Ишбаалу – Чаршамба сбросил ничего не подозревающего юношу прямо в пасть этому чудовищу.
Именно вслед за этим Чаршамба заметно помолодел и стал с каждым годом выглядеть все лучше и лучше. Думаю, он купил себе вечную молодость и силу, отдав сына, носящего такое имя, Повелителю Зла.
Мы немногое понимаем, но и этого достаточно, чтобы утверждать: каким-то странным образом в тело сына Чаршамбы вселилась душа Лоллана Нонгакая, того самого, великого. Конечно, многое зависит от воспитания, от убеждений – мальчик рос настоящим Безумным хассасином, и все же он был иной, чем его отец. Вот так закончилась эта странная и страшная история.
– Действительно страшная, – согласился Куланн, который слушал затаив дыхание. – А что скажете вы, госпожа?
– Сдается мне, что я с этими Нонгакаями еще не раз встречусь, хотя ума не приложу, как это может случиться. Где, когда?
– У судьбы извилистые тропы, – ответил Барнаба. – Если суждено – сбудется, не суждено – радуйся.
– Хороший подход, – сказал Кобинан, – мне нравится.
Урмай-гохон был доволен настолько, что его настроение распространялось на всех окружающих. Северные земли Варда оказались настоящим сокровищем. Маленькие, слабо укрепленные города, находящиеся на огромном расстоянии друг от друга и являющиеся столицами крохотных княжеств, не могли оказывать сопротивления прекрасно вооруженным и дисциплинированным полчищам танну-ула. Местные князья, чьи родовые имена были длиннее, нежели клинки их мечей, были не просто разобщены. Каждый из них ненавидел всех, считая себя и только себя единственно достойным и знатным.