Огненная река

Угрюмова Виктория

– Пойдем со мной, – сказал он нетерпеливо. – Я подарю тебе любовь эльфа и – кто знает? – может быть, и бессмертие.

– Бессмертие? – рассмеялась она. – Ты еще молод, раз предлагаешь это как награду. А что касается любви, запомни раз и навсегда: когда любовь истинная, то неважно, кто любит тебя – человек, эльф, гном или бог. Когда любви нет, то в пустоте, образованной ее отсутствием, поселяются ложь и ненависть. И ложь, и ненависть равно страшны, от кого бы ни исходили. И потому не предлагай мне любовь эльфа как нечто более прекрасное, чем любовь человека.

– Кто ты? – спросил он потерянно.

– Неважно, –

рассмеялась она. – Та, что не ищет любви эльфа...

Она много смеялась в тот единственный день их встречи – встречи, которую он запомнил на всю свою длинную жизнь.

Эльфы Варда разделились на две группы: одна их часть осталась в самом сердце континента, вторая двинулась на юго-восток, к морю. В числе последних оказался и наш эльф. Он больше никогда не смог вернуться в тот лес, на ту поляну, да и зачем? Женщина давно уже умерла, но не хотели умирать вместе с ней упрямые воспоминания о том, чего не случилось, хотя могло бы стать прекрасным и неповторимым. Эльф повзрослел, а потом и постарел, хотя старость у Древней расы не так заметна. И все же она пришла по его душу – зимняя пора жизни, когда все мыслится немного иначе, чем в молодости, немного другим. Но все это случилось позже...

А тогда она повернулась и ушла, унося с собой терпкий и душистый запах, который он принял за аромат весны и оказавшийся запахом из какого-то другого, недоступного ему мира.

И двое воинов ушли вместе с ней, так и не сказав ему ни единого слова – ни при встрече, ни при прощании...

Морской эльф Мердок ап-Фейдли, никогда в жизни ни перед кем не склонивший своей гордой головы, смотрит на свою юношескую мечту, которая, в отличие от него, так и не изменилась. Она сидит на черном коне, а за ее спиной высятся все те же воины – могучие, молчаливые, в старинных доспехах, которые ковали не люди. Воины не говорят ни слова, а она улыбается, и вместе с ее улыбкой над каналом Шамаша, в далеком Хадрамауте, проносится ветер с той, давней поляны его молодости. Мердок ап-Фейдли подъезжает к ней поближе и говорит странным голосом:

– Я рассказывал о тебе сыновьям.

– Зачем? – интересуется она.

– Я предупреждал их, чтобы они не растратили по глупости и нерешительности то лучшее, что сможет предложить им судьба. Так кто ты, принцесса Коттравей? Или мне и теперь нельзя узнать твое истинное имя?

– Меня зовут Кахатанной, если это о чем-то говорит тебе, князь.

Беловолосая голова владыки Морских эльфов низко-низко наклоняется к седлу. Некоторое время он пребывает в этом неудобном положении, пугая своих сыновей и спутников, а затем произносит:

– Моей истинной любовью оказалась Истина. И значит, я мудрец, хоть и узнал об этом столько времени спустя. – Мердок ап-Фейдли оборачивается к Рогмо и говорит торжественно: – Ты служишь воплощенной Истине, и это честь для всех нас. Прими мои извинения за то, что обидел тебя невольным подозрением. Я был не прав.

И удивляются сыновья, зная, как невероятны эта слова в устах их отца.

– Мы приглашаем вас во дворец и с трепетом ждем решения нашей участи.

– А мы согласны, тут и решать нечего, – улыбается Каэ.

Капитану Лоою тоже посылают приглашение, и он спешит им воспользоваться, потому что нет

такого смертного, который отказался бы посетить дворец Морских эльфов. Да только людей туда приглашают раз в несколько столетий, и тех счастливцев можно пересчитать по пальцам одной руки.

Замок Мердока ап-Фейдли стоит на острове в соседней с портом бухте. Это изысканное, похожее на витую раковину здание выстроено в том стиле, который вообще отличает архитектуру Хадрамаута. Мощные стены, сложенные из звонкого, гладко обтесанного камня, двойным кольцом окружают его, взлетая к небу под небольшим наклоном. Пестрые флаги цвета морской волны, с бирюзовыми и лазоревыми звездами с серебряной каймой, трепещут на свежем ветру. Остроконечные башенки сияют ослепительной голубизной, и белые чайки вьются над ними, словно замысел гениального художника. Причудливые строения, мощные донжоны, изысканные и надежные одновременно, сплетаются в дивный венок строительных решений; замок является грозным укреплением, способным выдержать серьезную осаду в случае необходимости, хотя при первом взгляде, брошенном на него, такая мысль даже в голову не приходит...

Столы накрыли на террасе, окруженной резными каменными перилами. Она была выстроена над морем, на переходе между двумя башнями, и поражала своей красотой. На колоннах висели серебряные щиты с гербом Гаронманов, напоминая о славе и доблести хозяев замка. Пол был из мраморных плит, инкрустированных перламутром и кораллами. И все увивали ползучие растения чистого и свежего изумрудного цвета. Во все стороны, куда ни кинь взгляд, простиралось море, и только на западе виднелись дворцы и храмы Шамаша.

Обед подали изумительный: блюда и тарелки в форме перламутровых плоских раковин были наполнены такой сочной, ароматной и аппетитной снедью, что некоторое время гости были сосредоточены только на угощении. И только когда первый восторг немного утих, стало возможным продолжать беседу. Впрочем, вели ее в основном сам князь и Каэтана. А остальные старались им не мешать.

– Можете говорить спокойно, – почтительно сказал Мердок, обращаясь к своей богине. – Замок надежно защищен от любопытных, какого бы ранга и могущества они ни были.

– Можешь говорить мне «ты». Это приятно слышать, – выпалила она на одном дыхании. – Моя история такая грустная, что рассказывать ее даже один раз неинтересно. А мне, поверь, приходится делать это гораздо чаще, чем могут выдержать нервы. Поэтому, прости, я буду краткой. А если ты чего-то не поймешь, останавливай меня и расспрашивай подробнее.

– Я не зря тогда влюбился в тебя, – разулыбался эльф. – Впервые вижу особу женского пола, которую надо расспрашивать о подробностях. Обычно не знаешь, как приостановить поток излияний.

– Привыкай, со мной все наоборот. Только вот хорошо ли это, никто не может решить. – Она набрала полную грудь воздуха. – Ты должен знать, что князь Аэдона по наследству получил должность хранителя некой Вещи.

– Да, – сказал Мердок. – Это я знаю. Вещь, как ее называли самые древние из нас. И хранилась она в Энгурре, но точное место знал только сам хранитель и передавал ее сыну-наследнику вместе с титулом и прочими регалиями власти.

– Княжества Энгурры нет, – коротко сказала Каэ, как мечом рубанула сплеча.