Огненная тигрица
Шрифт:
– Однако я сам согласился на это.
– Значит, мы оба совершили ошибку. Оба…
– От нас обоих отреклись наши семьи, – вымолвил Кен Джин и, подняв голову, открыто посмотрел на нее, не стесняясь показать своего унижения. – Почему ты заговорила об этом? Чего ты хочешь, Шарлотта?
Она покачала головой и какое-то время молчала. Очевидно, ей нелегко было ответить на его вопрос.
– Я хочу, чтобы ты остался самим собой, Кен Джин. Я хочу…
– Человек, от которого отвернулась семья, не сможет остаться самим собой. Неужели ты не понимаешь этого? Теперь я похож на осколок церковного алтаря, на лоскуток, оторванный
– Что ты говоришь! – воскликнула она, хватая его за руки и прижимая к себе. – Ты не осколок, и никто тебя не выбрасывал. Это все твои фантазии. Ты сам себе вбил это в голову.
Он изумленно смотрел на нее. Нет, она не способна понять его.
– Китайский мужчина не может жить сам по себе. Его предки всегда наблюдают за его жизнью, а его потомки беспокоятся о нем.
– Значит, если у тебя нет предков, ты решил лишить себя потомков?
– Да! – раздраженно крикнул он. – Все было предопределено еще тридцать лет назад, но я, прибегнув к обману, избежал этой участи. Я сказал брату, что собираюсь ехать на ярмарку без него. Я хвастался, что буду есть конфеты и увижу там великого волшебника. А потом я помог ему пробраться в повозку вместо меня и притвориться, что он и есть Кен Джин. По сути я сам подтолкнул брата к палатке хирурга, уверяя его, что он увидит волшебное представление. Но Гао Джина там ожидал нож хирурга.
– Но ведь тебе было всего восемь лет! Кен Джин вжал голову в плечи.
– Тем не менее я все прекрасно понимал, – пробормотал он. – Вот почему мне необходимо возвратиться на тот путь, который был уготован мне с самого рождения.
– Ты не можешь сделать это, – упрямо заявила она.
– Я должен.
– Нет, не должен! – повторила Шарлотта. Он даже не подозревал, что она обладает столь сильным характером. – Ты не можешь вернуться в прошлое и снова стать восьмилетним мальчиком. И потом, не так-то просто взять и отказаться от опыта и знаний, которые ты приобрел за последние двадцать лет.
Кен Джин собрался уже возразить ей, сказав, что должен стать тем, кем ему предназначено было стать, но промолчал и махнул рукой. Шарлотта была права. Он изменился и, даже став евнухом, уже никогда не вычеркнет из своей жизни прожитые годы. Кен Джин вздохнул.
– Чтобы обрести мир и спокойствие в душе, я обязан исполнить то, что мне предначертано судьбой.
Она погладила его по руке.
– Я думаю, что для этого тебе следует обратиться к своему будущему, а не оглядываться на прошлое. Забудь о прошлом. Иди вперед, создай свою собственную семью и своих собственных предков.
Кен Джин едва не рассмеялся, услышав слова Шарлотты, но сдержался, подумав, что это может обидеть ее.
– Я не могу просто взять и создать себе новых предков. Она улыбнулась.
– Конечно нет. Но ты можешь создать свою собственную семейную летопись. Ты запишешь туда имена людей, которые, несмотря ни на что, любили и любят тебя.
Он недовольно фыркнул.
– Но человек не в состоянии создать себе предков – точно так же, как он не может избавиться от них.
– В таком случае он не имеет права лишить себя потомков. Я уверена, что есть люди, которым ты дорог, которые не могут обойтись без твоей помощи.
Кен Джин вспомнил о своей бабушке. Он знал, что она любила его, но не хотел себе в этом признаваться. Шарлотта может узнать, о чем он думает,
– Ведь есть же такой человек, не так ли? – настаивала она.
– Женщина не может быть продолжательницей рода.
– И кто такое сказал?
– Я сказал, – ответил Кен Джин. – Эта истина стара как мир.
– Тогда должна разочаровать тебя: ты ошибаешься.
На этот раз он усмехнулся, а потом засмеялся – звонко и весело. И все беды, несчастья и мрачные мысли куда-то исчезли, а на душе стало легко и спокойно. Когда его смех утих, они некоторое время просто сидели рядом и молчали.
Наконец Шарлотта вздохнула.
– Ты все еще собираешься ехать в Пекин? Он кивнул.
– Да. Если, конечно, ты не захочешь вернуться в миссию.
– Нет. Если я вернусь, ты поедешь без меня в Запретный Город и сделаешь несчастными нас обоих.
Кен Джин не сдержал улыбки.
– Я не хочу, чтобы ты была несчастной.
– А я не хочу, чтобы тебя кастрировали. Он снова засмеялся.
– Ты не должна на это смотреть.
– А ты не должен этого делать.
Они снова замолчали, но сейчас молчание было не таким гнетущим. Кен Джин поднял руку ладонью вверх, а Шарлотта положила на нее свою ладонь. Как всегда, их кви быстро слились друг с другом.
– У тебя еще не исчезло желание учить меня? – спросила она Молодой человек улыбнулся. Он готов выполнить любое ее желание.
– Если у тебя еще не исчезло желание учиться.
– Не исчезло.
Он помолчал немного.
– Насколько сильно твое желание заниматься? Ты хочешь, чтобы я лишил тебя девственности?
Она задумалась.
– Моя репутация уже испорчена. Теперь все считают, что я… что я…
– Но я спрашиваю, чего именно ты хочешь, Шар? Она вздохнула. Это был тихий, едва уловимый вздох.
– Я хочу остаться чистой хотя бы в этом.
– Очень хорошо, – сказал Кен Джин. Потом, высвободив свою руку, он дотронулся пальцами до ее руки.
Тело девушки казалось ему совершенным. И она так безгранично доверяла ему…
В лунном свете ее кожа блестела, как драгоценный жемчуг, свет звезд отражался в глазах, а вечерний воздух наполнился сладким ароматом женской инь. Она сама превратилась в этот волшебный вечер. Она стала луной, звездами и нежной водой, которая струилась неподалеку. Когда Кен Джин прикоснулся к ней, ему показалось, что он прикоснулся к Вселенной, а когда поцеловал ее – то поцеловал Вечность. Когда же Шарлотта задрожала от переполнявшей ее энергии инь, он понял, что сможет вознести ее на Небеса.
Лаская, целуя ее, задыхаясь от счастья, он ощущал неземное блаженство.
Так они проводили дни и ночи, пока не приехали в Пекин.
О несказанное счастье! О благословенный подарок Небес!
У Вен Гао Джина родился сын!
Радостный праздник! Благословение Небес!
(К этому сообщению прилагался счет, датированный 19 ноября 1895 года. В этот счет были включены расходы на повивальную бабку, покупку одежды для ребенка и расходы в связи с торжеством, устроенным по случаю дня рождения наследника. Торжество это длилось четырнадцать дней и закончилось неделю назад.)