Огненное евангелие
Шрифт:
— Вы подарили ее миру, — возразила молодая женщина. Сразу видно, воспитанный человек. Она выглядела такой свежей и искренней в своей накрахмаленной белой блузке. Ни с того ни с сего Тео вдруг мысленно увидел ее стоящей перед ним на коленях и делающей ему минет, как какая-нибудь порнозвезда.
— О чем уже начинаю сожалеть, — сказал ей Тео.
— Расслабьтесь, — вмешалась Томоко. — Люди хотят, чтобы книга их будоражила. Даже когда они демонстрируют свое недовольство. Надо же переключиться после всей этой бессмысленной развлекательной жвачки, которую мы потребляем с утра до вечера.
— Слушайте,
— Я посчитала, что «Ребенок…» — это дерьмо, — подала голос свежая молодка, сразу как-то смазав иллюзию невинности в глазах Тео. — И не стала покупать книгу.
— Тебе она досталась бесплатно, — съязвил Матт.
— Я хочу сказать, что эта так называемая «история из жизни» была… э… определенным образом подана. А у Малха я этого не почувствовала.
Матт кивнул.
— Да, Малх будет классом повыше. Ближе к… Анне Франк.
— Двадцать пять миллионов экземпляров, — отреагировал эльф без запинки. — Мировые продажи, начиная с 1947 года. Как говорит Матт, «платите той же монетой». Анну Франк, судя по всему, мы далеко обставим еще до конца года. Какой, мистер Гриппин, вы получили аванс, не скажете?
— Не помню, — ответил Тео, загипнотизированный песчинкой, казавшейся ему ничтожно малым дельфином, застрявшим в стоячей бухточке.
— Его ограбили, это все, что я могу вам сообщить, — сказала Томоко Стайнберг. — Если бы он сразу обратился в «Оушен», мы бы его оценили по достоинству.
— А вот интересно… — Матт повернулся к Тео. — Мистер Гриппин?
— Ммм?
— Эти свитки. Они сейчас где?
— Сейчас?
— Где вы их держите? Оригиналы. Папирусы.
Тео поднес к губам бокал и сделал изрядный глоток. Скоро ему придется сфокусироваться, чтобы предстать перед публикой.
— Папирусы? — повторил он. — У себя в квартире.
— Не в тайной банковской ячейке?
Тео устало улыбнулся:
— Это только в романах Дэна Брауна и в книжках по конспирологии документы хранятся в тайной банковской ячейке. А у нас реальная жизнь.
— Ну, не знаю, мистер Гриппин. В реальной жизни, в Нью-Йорке, если у вас дома лежат документы исключительной ценности и вы уезжаете с чтениями по городам и весям, можете не сомневаться, найдется немало людей, которые постараются залезть к вам в дом, чтобы их украсть.
— Не забывайте, что я живу в Канаде.
— При всем уважении, мистер Гриппин, канадское гражданство — это не оберег от всех неприятностей.
В этот момент фоновая музыка, запущенная в книжном магазине, оборвалась на полуслове. Из динамиков послышалась живая атмосфера зала, где множество людей перешептывались, сопели, ерзали на стульях
— Спасибо за терпение. Пожалуйста, проверьте, выключены ли ваши мобильные телефоны. Наступает поистине важный момент. В издательском деле было не так много случаев, когда бы книга… — ну и так далее. Тео внимал этой риторике так, будто она не имела к нему никакого отношения, будто он по ошибке решил, что это надо бы послушать.
Эльф сделал к нему шаг и вскинул свою человекоподобную руку. Тео дернулся, но тип просто глянул на часы.
— Шоутайм, — объявил он.
ДЕЯНИЯ
Пусть никто не говорит, что, когда пришел час распятия, Спаситель проявил малодушие. Ибо, увы, такие разговоры были. Симон из Капернаума [9] , когда-то самый ревностный из учеников, а ныне потаскун и пьяница, рассказывает всем, кто готов его выслушать, что Иисус умер, как последний изгой, как трусливый разбойник, да просто как домашний скот, без чести и достоинства. Интересно, с каким достоинством принял бы смерть сам Симон в подобных обстоятельствах, спросит кто-то. Только не я. Господь учил нас любить наших врагов. И как же досадно, что Симон, которому пристало быть горящим маяком для нашего узкого круга, стал нашим врагом и только и желает, чтобы наш фитиль погас и мы остались в темноте.
9
Он же апостол Петр.
Но довольно о Симоне. Вы просили меня рассказать о последних днях нашего Спасителя, а вместо этого я трачу слова на человека, который проливает на себя дешевое вино и якшается с блудницами. И вовсе не так, как это делал Господь, чтоб вы понимали! Это поведение свиньи. Но хватит о Симоне и его грязных нападках на Спасителя.
Проявление малодушия перед лицом тяжелых увечий — это не простой вопрос. Дух может явить храбрость, а тело слабость. Или, лучше сказать, тело может действовать, не руководствуясь соображениями смелости или слабости, просто действовать. Когда солдаты схватили нашего возлюбленного Иисуса за запястья, чтобы уложить на крест, а над ним склонился человек с молотком. Господь закричал и прижал руки к телу, как ребенок, которого мать щекочет за бока. Это не было малодушием. Так плоть откликается на провокацию.
Я прошу вас, братья и сестры, представить себе, как к вашему нежному запястью подносят железный гвоздь, и вы понимаете, что сейчас молоток вгонит его в вашу плоть и кости. Кто из нас не содрогнется? Кто из нас будет спокойно лежать со словами: Делай, что должен?
В саду, где я впервые увидел Его, наш возлюбленный Иисус принес себя в жертву, и это был акт высшей смелости. Я своими глазами видел, как Творец вселенной отдал себя на поругание. Симон снова и снова спрашивает: Почему не было явлено чудо? На что я говорю: Можно ли желать большего чуда, чем то, что Творец всего сущего, приняв земное обличье, отдает себя на заклание? Не странно ли, что Симон, которому было даровано право быть каждодневно рядом с Иисусом, есть, ходить и сидеть рядом с Ним, так что в его уши, в уши Симона, Иисус непосредственно вкладывал свои мудрые речения, так ничего и не понял? А я, который был в присутствии Спасителя лишь дважды и у которого даже двух полноценных ушей-то нет, все понял? Но довольно о Симоне.