Огненное колесо
Шрифт:
– Мы ваши кузены. Это Джереми Тавернер, а я Джейн Херон. Мы хотим поблагодарить вас за прекрасный ужин, кузина Энни.
Говоря это, она протянула ей руку. Энни Кастелл посмотрела на ее руку, медленно вытерла свою о застиранный рабочий халат, обтягивавший ее, а затем слегка коснулась пальцев Джейн, быстро и смущенно. Она совсем ничего не ответила.
Джейн продолжала:
– Это был просто прекрасный ужин, правда, Джереми?
– Никогда ничего лучше не пробовал.
Энни Кастелл сделала какое-то движение, но было ли это проявлением скромности или признанием полученных комплиментов, невозможно
– Я закончила, – сказала она хрипловатым доверительным тоном. – И если вам не нужно почистить серебро, то…
Энни Кастелл впервые заговорила. У нее был сельский говор и очень невыразительный унылый голос.
– Нет, серебро может почистить Эйли. Вы закончили со стаканами?
– Я не знала, что должна это сделать.
– Ну пожалуйста!
Женщина возмутилась:
– Мистер Бридлинг вряд ли сможет обойтись без меня, если я задержусь. Однако если я должна, то сделаю, и нет смысла обсуждать это. Я скажу ему, что это вы меня задержали.
– Спасибо.
Энни Кастелл снова повернулась к Дженни и Джереми.
– Кофе уже подан, – сообщила она своим монотонным голосом.
От них избавлялись, и довольно невежливо. Когда они закрыли за собой кухонную дверь, Джереми сказал:
– Экспансивная личность, эта наша кузина Энни.
– Джереми, как ты думаешь, он бьет ее?
– Кто? Фогерти? Не думаю. Почему ты так решила?
– У нее очень подавленный вид. Люди не выглядят так, если у них все в порядке.
Джереми обнял ее:
– Иногда ты мне жутко нравишься. Но что касается внешнего вида, то цвет лица у тебя зеленоватый. Так что тебе лучше подняться наверх и сделать с ним что-нибудь.
Они расстались у подножия лестницы. Когда Джейн свернула в коридор, который вел к ее комнате, она услышала мужской голос. Она не уловила слов – слышала только голос. В нем было что-то, что ее рассердило. Она поднялась на четыре ступеньки и услышала, как Эйли сказала:
– Я не сделаю этого.
Именно в этот момент Джейн поняла, что голоса доносились из ее спальни и что один из них принадлежал Люку Уайту, которому совершенно нечего было делать в этой комнате. Эйли, как она предположила, скорее всего готовила ей постель, и если кто-то из них и подумал о Джейн Херон, то они были уверены, что она пьет кофе в гостиной внизу. Странно, но в этот момент она совершенно не испытывала стыда, подслушивая разговор.
Люк Уайт сказал в своей манере, растягивая слова:
– Как ты думаешь; что хорошего в том, что ты говоришь, что не сделаешь это?
У Эйли явно перехватило дыхание.
– Я говорю так, потому что имею это в виду.
– И что хорошего, как ты думаешь, ты делаешь, имея это в виду? Все равно в конечном счете ты будешь моей. Если бы у тебя была хоть капля здравого смысла, ты бы это поняла и пошла бы на это по своей воле.
Он, должно быть, протянул руки и схватил ее, потому что Джейн услышала сдавленное: «Пусти меня!»
– Сначала ты выслушаешь меня! И ты меня крепко поцелуешь, а потом я тебя отпущу – но только на этот
– Я буду кричать, – взволнованно сказала Эйли. – Ты не должен находиться тут. Я скажу тете Энни.
– Энни Кастелл… Ой, умора! Ну и что получится, если ты скажешь Энни Кастелл?
Голос Эйли дрогнул:
– Я скажу дяде.
– Не скажешь! Если ты захочешь сделать что-либо подобное, то и я не буду молчать. Где ты была сегодня вечером, когда мне пришлось заступиться за тебя и сказать Кастеллу, что Энни послала тебя за чем-то? Я солгал ради тебя и выручил из неприятности, в которую ты попала бы, если бы он узнал, где ты была. Гуляла с Джоном Хиггинсом, ведь так? Встречи, ухаживания, держались за руки и целовались, а может, и похуже что. Несмотря на всю его религиозность, не думаю, что вы поете псалмы все время, что проводите вместе!
– Люк, отпусти меня!
– Подожди, пока я не скажу, чего хочу. Слушай. Только попробуй пожаловаться Кастеллу или сбежать к Джону Хиггинсу – и я вырежу его сердце. Если ты хочешь когда-нибудь проснуться и увидеть залитую его кровью постель, то давай, беги и выходи за него замуж, и однажды ночью это случится. Но меня за это не повесят, даже и не мечтай, я никогда не доставлю тебе такого удовольствия. У меня будет такое алиби, которое не смогут опровергнуть даже обе палаты Парламента, если дело дойдет до этого. А ты все равно будешь моей, что бы ни случилось и что бы ты ни делала. Так что выбирай: либо ты выходишь за меня по собственному желанию и сейчас же, либо случится то, о чем я только что сказал, и тогда кровь Джона Хиггинса будет на твоей совести. А теперь ты меня поцелуешь!
Джейн спустилась назад по четырем ступеням и с шумом споткнулась на нижней. Она тут же услышала вскрик Эйли и ругательство Люка Уайта. Джейн побежала и почти столкнулась с ним, когда он выходил из ее комнаты со злобным видом, держась за руку, которая явно была повреждена. Увидев ее, он остановился и сказал:
– Эйли позвала меня, чтобы исправить ограничитель на окне, но рама соскользнула и прищемила мне палец.
Джейн проводила его взглядом почти до конца коридора, а потом закрыла дверь.
Эйли стояла возле комода, который служил туалетным столиком. У нее был застывший тоскливый взгляд, глаза смотрели в одну точку, а лицо было смертельно бледным. В руке она держала маникюрные ножницы Джейн. На их лезвиях была кровь. Она стирала ее пальцем и, не отрываясь, смотрела на нее.
Джейн подошла поближе к ней и обняла за плечи:
– Я слышала, что он сказал. Почему вы терпите это?
Эйли продолжала водить пальцем по лезвиям.
– Я ничего не могу поделать.
– Нет, можете! Вы должны сказать мистеру Кастеллу и своей тете.
По телу Эйли прошла дрожь:.
– Вы не понимаете.
– Вы можете уйти отсюда и выйти замуж за Джона Хиггинса. Он же любит вас, ведь так?
– Я не могу этого сделать.
– Из-за того, что сказал Люк? Он просто пугал вас. Вы можете пойти в полицию. Вот три вещи, которые вы можете сделать. И положите эти ножницы на столик, они вызывают у меня дрожь. Вы ткнули ими его в руку?
Темно-голубые глаза Эйли расширились. Она снова содрогнулась. Джейн сказала нетерпеливо:
– На вашем месте я не стала бы волноваться, он напрашивался на это.