Огненный цикл. Сборник научно-фантических рассказов

Браун Фредерик

Он молчал. Глаза у него были закрыты. Я приник к его груди. Сердце не билось. Снова и снова прижимал я ухо к обнаженному телу. Ничего. Я приподнял его, потряс за плечи. Голова свалилась набок. Я опустил его, дотронулся до висков и почувствовал, что они холодеют. Я сел возле него, уткнулся подбородком в колени и замер.

Светящийся свод наверху угасал, колонны изливали пурпурное сияние, которое становилось все темнее. Я словно погрузился в багряную тучу. Блеск постепенно остывал, серел, делался пепельным. До меня давно уже доносился какой-то мерный шум, но я не обращал на него внимания… Вдруг что-то прикоснулось к моей ноге и отступило. Через некоторое время прикосновение повторилось. Я почувствовал холод и невольно поднял голову. Вода. Поднимаясь, она заливала все впадины. В полном оцепенении смотрел я на блестящую волнистою полоску, а она все приближалась. Вот

она уже покрыла мои ноги. Я хотел поднять Роберта, чтобы его не затопило, но не сделал этого и продолжал сидеть неподвижно, а вода медленно подбиралась к груди… Из-под затопленного основания колонны снова полился свет. Только она одна еще пылала в наползавших сумерках. Не в силах вынести ее сияния, я закрыл глаза. Сердце вновь начало биться часто-часто, неимоверная тяжесть навалилась на меня, придавила… Внезапно черный ледяной водоворот сорвал меня с места и швырнул в небытие.

Очнулся я — как потом выяснилось — через несколько недель в городской больнице Монреаля. Саперы, объезжавшие на моторных лодках северный берег озера через два дня после катастрофы, заметили на воде полураздетого человека без сознания. То был я. Никаких следов Роберта не обнаружили. Несколькими днями позже в камышах на западном берегу рыбаки нашли остатки нашей лодки — в десятке километров по прямой от нашего лагеря. Долгое время врачи не разрешали мне вспоминать о пережитых событиях. По их словам, я испытал тяжелый шок, был без сознания и бредил.

Все то время, пока я провалялся в больнице, меня мало интересовало, что творится вокруг. Мне пришлось заново учиться ходить — до такой степени утратил я власть над собственным телом. В последние дни я начал задавать вопросы; для удовлетворения моего любопытства меня снабдили пачкой газет, из которых я узнал подробности катастрофы.

Метеорит, который мы видели в ночь с 26 на 27 сентября, упал в болото, раскинувшееся на тысячи гектаров начиная от северного берега озера. Осколков метеорита найти не удалось; ученые объясняли это тем, что колоссальная энергия удара превратила раскаленную массу в газ, который, расширяясь, повалил лес в радиусе десятков километров и вызвал многочисленные пожары. Поэтому в течение многих дней к центру катастрофы невозможно было приблизиться. Исследования проводились с самолетов и вертолетов. Один из них мы, очевидно, и слышали с Робертом, утонув в туманной пелене, закрывавшей северную часть озера. Специалисты пришли к единодушному мнению, что повторилась история знаменитого тунгусского метеорита. Превратившийся в газ метеорит огненным столбом врезался в верхние слои атмосферы и полностью в ней растворился. Одновременно вдавленная силой взрыва поверхность болот образовала огромную впадину, которую в течение суток заполнили воды озера. Возник новый залив, так что истинное место падения метеорита находится под водой, на глубине в несколько десятков метров, и окружено болотистыми островами.

Мои переживания были признаны плодом галлюцинаций. Когда мы плыли по озеру, объясняли мне, нас подхватил мощный поток воды, наполнивший образовавшуюся в момент удара воронку, лодка затонула, а мы стали игрушкой волн. Роберт утонул, меня же выбросило центробежной силой к берегу. Я пытался спорить. Утверждал, что невозможно для потерявшего сознание человека столько времени держаться на воде. Врачи притворялись заинтересованными и согласно уступали. Наконец я понял, что никто не принимает моих слов всерьез. До самой весны я пробыл на юге, пользуясь отпуском, который мне любезно предоставил ректор Блесбери.

Ранней весной, перед концом отпуска, я сел в поезд и поехал в Ричмонд, где километрах в десяти от предместья, вдали от автострады, жил мой старый учитель, профессор психологии Гэдшилл, гордость канадской науки. Я сообщил ему письмом о своем прибытии и ранним апрельским утром очутился в маленьком домике профессора.

Сидя в тесном тростниковом креслице, я рассказывал о своих приключениях. Профессор уже слышал о них. Шаг за шагом, час за часом я рассказал ему все. Я кончил и, внутренне сжавшись, ждал его ответа.

— Хочешь услышать мое мнение? — тихо спросил он. — Но сначала скажи, что ты сам об этом думаешь?

— Думаю, что все это было на самом деле, — упрямо сказал я, глядя на свои руки, сцепленные на колене.

— Разумеется. Но ты пробовал как-то все упорядочить, понять смысл происшедшего?

— Да. Я много читал… Искал в книгах… говорил со специалистами и о механизме некоторых явлений догадываюсь… Во всяком случае, о физическом механизме. Только в определенных условиях, таких, как земные, течение времени является равномерным

и односторонним. Изменения сил притяжения могут его либо ускорить, либо замедлить. Возможно, для тех существ время то же, что для нас пространство… Они могут моделировать его, влиять на его ход… То есть можно говорить об известной архитектуре времени — во всяком случае, так я себе это представляю. Видимо, мы оказались в лабиринте времени. Случай с ножом объясняется тем, что в области усиливающегося гравитационного поля поток времени начал течь быстрее, но только в одном месте, и нож отдалился от нас как бы скачком в будущее, а потом, когда это явление охватило и нас, мы его «догнали»…

Я вычитал у Вейля о теоретической возможности возникновения так называемой «петли времени». Обычно существует только одно настоящее время, непрерывно становящееся прошлым — сначала близким, потом все более отдаленным. А в «петле времени» можно один раз прожить семь часов, потом восемь… Тут время начинает отступать, снова — еще раз — будет семь… И если человек находится в том же месте, где он был в семь часов, то он может встретить самого себя. В этот момент существует два течения настоящего: одно — более раннее, другое — позднейшее. Мы были в одном и том же месте дважды: один раз, когда вошли в «петлю времени» и встретили самих себя, постаревших на час, а потом, когда петля замкнулась, второй раз… постаревшие на этот час, мы снова видели самих себя. Раз с одной стороны… раз с другой… Следствия и причины замкнулись, образовали кольцо… Ощущение тяжести, потеря сил, жар — все это вызывалось быстрым ростом гравитации, который искривлял ход времени. Так я себе это объясняю. Но чему это должно было служить, что означало — не знаю.

— Да… я тоже думал примерно о том же, — сказал профессор. — А что стало с кораблем? И как ты из него выбрался?

— Этого я не знаю. Быть может, Они просто… улетели. Поняли, что Земля не является объектом, достойным дальнейшего исследования. Возможно, Они пренебрегли нами… Решили, что мы недостаточно развитые существа…

Профессор смотрел на меня ясными голубыми глазами, которых не изменила старость.

— Нет, так быть не могло, Карл… Если бы тот корабль улетел, это заметили бы люди, которые плавали по озеру. Окрестности непрерывно патрулировались самолетами и вертолетами, а на южном берегу работали радиолокационные станции. Если посадка была столь бурной, что напоминала катаклизм, и проходила под аккомпанемент огня и взрывов, то и старт не мог пройти незамеченным. Однако ни сейсмографы, ни какие-либо другие регистрирующие приборы ничего не зафиксировали. Меня информировали точно, Карл.

Я опустил голову.

— Значит, и вы думаете, профессор, что…

— Нет, мой дорогой. Есть еще одна возможность. Но только одна. Другой я не вижу.

Я встрепенулся. Профессор, не глядя на меня, кончиком пальцев поглаживал поверхность стола.

— Что говорил твой друг, умирая? «Сними маску»? Я верно повторяю? И еще: «Карл носил маску в лаборатории, но это для крыс…» Ты понял, что он хотел сказать?

Я в недоумении молчал.

— Не понял. Думал, что он говорит без всякого смысла? Он бредил, это верно, но в его словах был смысл, и очень серьезный. Он говорил этому существу, просил его, чтобы Оно показало свое настоящее лицо, он не хотел умирать, ничего не поняв, как крыса… Мне кажется, я знаю, каким было настоящее лицо существа. Во всяком случае, в те часы, когда вы блуждали там, в темноте. Я склонен принять концепцию твоего приятеля. Я имею в виду «чрево Левиафана». Да, это мог быть один организм, окруженный металлической оболочкой. Разумеется, это только мое предположение. Колодец, который вы обнаружили… темный колодец с зеркалом воды… Наклонная шахта, в которой вода поднималась, пока не начала заливать углубление, где ты под конец находился. Этот подъем воды наводит на мысль… Ну-с, а затем некоторые особенности, которые ты наблюдал в этом светящемся мире… Ты говорил о «сонной» пульсации огней. Об угасании… Помнишь?

— Да. Да. Что-то начинает проясняться. Так вы думаете, что… что корабль был неисправен? Произошла авария?

— Авария? Больше! Существо с иной планеты, огромное, запертое в своем корабле, который не выдержал стремительной посадки… Возможно, непредвиденные последствия соприкосновения с атмосферой… Либо резкое охлаждение в водах озера. Панцирь, до этого раскаленный трением, лопнул. Что попало внутрь через трещины?

— Вода…

— Нет, мой дорогой. Воздух! Вы ведь могли дышать! А потом вода… Трясина медленно расступалась перед гигантской массой, поглощала ее… Понимаешь? Гаснущие огни… Смена их цветов… Думаю, все эти чудеса происходили гам не в вашу честь…