Огненный омут
Шрифт:
Ги Анжуйский встретил епископа на галерее монастыря, проводил через сад к калитке, у которой их ожидали несколько охранников, державших под уздцы лошадей. Пожилому тучному Франкону предоставили спокойного мула. Ги же с выправкой былого воина вскочил на горячего гнедого жеребца.
– Сдается мне, вы не так давно променяли кольчугу воина на куколь священника, – заметил епископ, когда они уже ехали по старой римской дороге прочь от Тросли. – И вижу, что вы не оставили службу у вашего прежнего сюзерена [21] , хотя ваше суассонское аббатство находится в королевском домене [22] .
21
Сюзерен –
22
Домнн – главные наследственные земли короля.
Ги чуть повернул к нему лицо в темном обрамлении капюшона. Его сильные ноги в плетеных сандалиях как-то нелепо смотрелись в широких военных стременах жеребца.
– Я служу тому из правителей, с кем наиболее сходятся мои интересы.
– А интересы эти как-то связаны с Эммой из Байе?
Ги ничего не ответил, из чего Франкон сделал вывод, что не ошибся. Что ж, ничего удивительного: рыжая Эмма вполне могла внушать сильную привязанность. Но какие виды сейчас имеет на нее Роберт, раз бывший жених девушки решил примкнуть к нему?
Франкон уже настроил себя на то, что ему придется разочаровать Роберта, ибо тот своим пренебрежением к Эмме лишил ее тех крох родственных чувств, которые она могла питать к нему. Навряд ли сейчас она примет хоть какое-то предложение оскорбившего ее родственника. Поэтому епископ лишь поинтересовался, отчего это Роберт, если у него есть дело к Франкону, не пожелал с ним встретиться в стенах аббатства, а пригласил в свое отдаленное имение.
– Светлейший герцог имел милость пригласить вас на помолвку его дочери Эммы Парижской с Раулем Бургундским, которая произошла сегодня в Берни-Ривьер, – ответил Ги. И не глядя на Франкона, добавил: – К тому же у него есть к вам дело, огласка которого не совсем желательна.
Послушный мул Франкона мерной иноходью следовал за жеребцом Ги. Епископ размышлял о предстоящей встрече. Он не очень отчетливо представлял, как можно избежать огласки во время такого события, как обручение дочери герцога и Бургундского принца. И тем не менее, когда за рекой в сумерках показались строения, его поразила мирная тишина вокруг.
Усадьба являла собой довольно обширный дом, постройки которого образовывали закрытый двор: сам дом в два этажа с покатой крышей, служебные постройки, пекарня, над которой вился дымок. Вокруг строений шел частокол, окруженный рвом, мост был опущен, ворота приоткрыты, но было так тихо, что Франкону на миг пришла мысль о ловушке. Однако у ворот горел факел, освещая женский силуэт под белым покрывалом. К тому же Франкону было уже поздно волноваться и оставалось лишь надеяться, что герцогу франков незачем поступать вероломно с человеком, столько лет служившим его осведомителем у норманнов.
Последние сомнения епископа развеялись, когда он узнал во встретившей их женщине герцогиню Беатриссу. Она благочестиво поцеловала перстень прелата, пригласила его в дом, подтвердив известие о помолвке.
– Мы решили не устраивать пышного обручения, так как времена сейчас смутные и герцог, супруг мой, не желает привлекать внимание к союзу с Бургундией.
Герцогиня провела епископа в длинный зал, где Франкон, к своему удивлению увидел несколько представителей высшей знати королевства. А в другом конце залы слуги на открытом очаге готовили кушанья, переговариваясь очень тихо, чтобы не мешать сановной беседе вельмож. Да, во всем этом обручении не было помпезности, какую так любит франкская знать,
Франкон мельком бросил взгляд на игравшего у огня с собакой подростка, сына Роберта и Беатриссы, принца Гуго. Он был одет по-домашнему – в холщовую тунику и узкие штаны. Так же просто были одеты и сидевшие за столом, кроме, пожалуй, невесты. Но ее можно было понять. Ее яркое желтое платье и мерцавшее крупными каменьями золотое ожерелье вокруг тонкой шейки явно были надеты, чтобы понравиться жениху.
Церемония обетов и обмена кольцами, по-видимому, уже произошла, и юная Эмма Парижская с удовольствием разглядывала сверкающее на безымянном пальце кольцо. На Франкона глянула лишь мельком, что-то ласково говоря лениво улыбавшемуся Раулю. Он ей явно нравился, и лишь когда Франкон рассыпался в цветистых поздравлениях, соизволила улыбнуться и ему.
«Прелестная девочка, – подумал Франкон. – Выглядит моложе своих лет, почти как подросток, хотя ровесница Эммы, и ей, должно быть, уже лет двадцать».
Когда герцогиня Беатрисса велела ей и сыну Гуго идти почивать, на лице невесты появилось капризное выражение. Она глянула на отца, потом на жениха, но, поняв, что их сейчас интересует только этот тучный епископ, покорно покинула зал.
Франкон занял оставленное для него место за столом, обменялся несколькими любезными фразами с гостями Роберта. Помимо самого герцога, его шурина Герберта Вермандуа и жениха Рауля Бургундского, на обручении присутствовали ближайший советник Роберта воинственный аббат Далмаций, с аппетитом обгладывающий кость, и благочестивый епископ Шартрский Гвальтельм. Последний все еще нянчил свою прокушенную в драке руку, и явно чувствовал себя неважно. На Франкона он глянул угрюмо, хотя его широкий, собранный в хмурые складки лоб с глубокой бороздой, словно навсегда припечатал к лицу Гвальтельма выражение мрачной, почти злой, озабоченности.
Рядом с этим благочестивым епископом Франкон с невольным удивлением заметил Эбля Пуатье, человека из явно чуждого Роберту клана – красивого мужчину, непринужденно развалившегося в кресле и кормившего из рук рослую рыжую борзую. Эбль поймал пристальный взгляд епископа Руанского, улыбнулся, чуть скривив рот. Улыбка вышла едва ли не презрительной, нехорошей.
Франкон поспешил отвести взгляд. Наблюдал, как кухари поднесли вертеп куропаток прямо с огня, пряно пахнущий острыми приправами. Кравчий выстави новый кувшин вина. Девушка-рабыня спешно убрала со стола объедки. Эбль не преминул игриво шлепнуть ее пониже спины.
Герцогиня Беатрисса при этом чуть нахмурилась. Она всегда любила благочестивые манеры и сейчас была покороблена поведением Эбля. Но герцог Роберт успокаивающе улыбнулся жене и взял со стола чашу, звякнув перстнями о ее чеканный обод. Другие тоже выпили, однако Франкон отметил, что ни один из сидевших за столом не был во хмелю, наоборот, они напряженно следили за ним. Франкона разбирало любопытство, но он никак его не проявлял. Изящно ополоснув в поднесенном слугой тазу пальцы, стал разламывать куропатку.
– Отменно, отменно, – похвалил он стряпню. – Многовато перца, но вполне вкусно.
От епископа не ускользнуло, что присевший к столу Ги Анжуйский – единственный, кто проявляет нетерпение и напряженно глядит на греющего в ладонях чашу с вином герцога. Итак, сделал вывод Франкон, вызвали его в связи с каким-то решением именно герцога, а тот достаточно благороден, чтобы дать Руанскому прелату спокойно поужинать.
Однако первым заговорил Эбль из Пуатье.
– Вы всех нас удивили сегодняшней речью. Кто бы мог подумать, что вы желаете гибели своему благодетелю – язычнику Роллону?!