Огненный поток

Гош Амитав

– Э хам ка суна тани? – наконец промолвил Бхиро Сингх. – Что это мне доносят? Дескать, ты слишком много о себе понимаешь.

Кесри промолчал, но от него и не ждали ответа.

– Конечно, мне следовало учесть, – продолжил хавильдар, – что парень, вопреки воле отца убежавший с чужаками, не что иное, как пиздюк и засранец.

Неожиданно он вскинул руку и ударил Кесри по лицу. Хавильдар был гораздо массивнее и мощнее, и Кесри, в общем-то, еще малец, от оплеухи опрокинулся навзничь. В голове звенело, в нос шибануло запахом крови. Кесри провел ладонью по лицу и увидел кровавый след. Бхиро Сингх ударил его

рукой, в которой был зажат мундштук кальяна, разодравший ему щеку. Прежний опыт борцовских схваток к такому не подготовил.

Вновь раздался голос хавильдара:

– Пора тебе усвоить главное правило солдатской службы – подчинение приказу.

Кесри так и лежал на палубе. Приподняв голову, он увидел высившегося над ним Бхиро Сингха. Хавильдар занес ногу и наградил его пинком, от которого он покатился по доскам палубы. Поддернув дхоти, Бхиро Сингх шел следом, угощая новыми пинками и стараясь отращенным ногтем большого пальца угодить точно между ягодиц, прикрытых тонкой тканью ланготы.

Потом Кесри отер глаза и медленно встал на четвереньки. Испуганные новобранцы сбились в кучу, переводя взгляды с него на хавильдара, который в одной руке сжимал окровавленный мундштук, а другой, нырнувшей под дхоти, почесывал в паху.

Кесри понял, что экзекуция – своего рода представление, устроенное для всех рекрутов, которые должны осознать: причинить боль и унизить – хавильдару одно удовольствие.

Бхиро Сингх бросил мундштук на палубу:

– Иди-ка отмой с него свою юшку. И запомни: это была лишь первая доза лекарства. Не поможет – усилим лечение.

Врачевание оставило синяки на теле Кесри, однако он одержал маленькую победу, замеченную всеми рекрутами, – приказа на стирку чужого исподнего не последовало, и Хукам Сингх не осмелился напомнить дяде свою исходную жалобу. Кесри сделал вывод, что хавильдар не особо чтит племянника, а тот боится родича, но отчаянно пытается ему подражать – вот на этой-то вредоносной почве и произрастали его кичливость и злоба.

После того случая отношение молодого начальника к Кесри слегка изменилось, теперь он воздерживался от ядовитых шпилек и, похоже, понял, что рекрут не примирится с положением слуги. Иногда он даже как будто признавал, что Кесри, пожалуй, годен к солдатской службе более остальных новобранцев.

Близился конец путешествия, и рекрутам не терпелось узнать, что за жизнь их ожидает. Особенно их интересовал вопрос варди, военной формы. К безмерному огорчению новобранцев, сопровождающие сипаи ехали в цивильном, никто из них ни разу не облачился в военный наряд.

Наконец Хукам Сингх уступил настойчивым просьбам, согласившись показать свою форму, но категорически отказался ради чьей-то прихоти выступать в роли обряженной куклы. Если юнцы так желают показа, пусть кто-нибудь из них станет портняжным манекеном.

Вопреки первоначальному порыву, добровольцев не нашлось. Нужной статью обладал только Кесри, но ввиду натянутых отношений с начальником он тоже не вышел из строя.

В результате Хукам Сингх сам его вызвал и приказал снять дхоти и джаму [32] . Кесри разоблачился, и начальник, кивнув на его ланготу, прикрывавшую чресла, сказал, что ее, как и дхоти, и нательную рубаху унга, можно носить только вне службы, но никак не с формой. Англичане требовали, чтобы солдаты надевали подштанники

до колен, известные как джанги. Если на осмотре ты окажешься в ланготе, огребешь неприятности.

32

Джама – рубаха типа накидки, которая завязывается сбоку.

– Почему? – удивились рекруты.

– Кто его знает, такая вот блажь.

Затем Хукам Сингх принес свой ранец, к верху которого была приторочена шаровидная медная фляга. По уставу, сказал он, сия посудина должна вмещать ровно один сир [33] жидкости и быть укомплектована веревкой, дабы при необходимости черпать воду из колодца. Солдат не расстается с флягой никогда, даже в бою, а потеряет – мало не покажется. Офицеров хлебом не корми, только дай на параде полюбоваться рядами фляг, сверкающих под солнцем. На осмотре снаряжения первым делом проверяют фляги, и если они плохо вычищены, щедро сыплются штрафные наряды.

33

Сир – мера жидкости, около 1 литра.

В следующую пару минут рекруты завороженно следили за диковинными предметами, появлявшимися из ранца: железной сковородой для приготовления лепешек, шесть на три фута циновкой для ночлега, белой глиной для чистки кожаных ремней и сапог, покрывалом для утепления ночью. К снаряжению с полной выкладкой весом в половину маунда, то бишь почти пятьдесят фунтов, привыкнешь не сразу, сказал Хукам Сингх.

Затем появилась аккуратно сложенная форма.

Рейтузы – их надевали поверх джанги.

Эта деталь одежды озадачила рекрутов. Она смахивала на штаны, только без завязок. Кесри не представлял, как можно влезть в нечто, столь узкое в поясе.

Хукам Сингх показал застежку на боку, но и тогда Кесри с трудом втиснулся в это странное облачение. Еще никогда он не надевал ничего столь облегающего и, оглядев себя, не узнал собственных ног, которые будто стали длиннее и мускулистее.

Рекруты смотрели во все глаза, потом один спросил:

– А как быть, если надо помочиться? Все с себя снимать?

– Нет. – Хукам Сингх показал, как откинуть передний клапан, застегивающийся на две пуговицы.

Однако приспособление это не выглядело полезным – Кесри безуспешно попытался согнуть ноги в коленях.

– И все равно я не смогу сесть на корточки.

– В рейтузах это не получится, – сказал Хукам Сингх.

– Надо отливать стоя, что ли? – вытаращились рекруты.

– Поначалу это трудно. Ничего, привыкнете.

Из ранца появилась следующая деталь экипировки – манишка с завязками, похожими на те, которыми крепились дхоти. Следом ярко полыхнула алая тужурка.

– Это курти, – пояснил Хукам Сингх, помогая Кесри попасть в рукава. – У англичан точно такой же красный мундир, который они прозвали “обдергайкой”.

Когда полы тужурки стянули кожаной шнуровкой, Кесри почувствовал, как стало трудно дышать. Опустив взгляд, на груди он увидел три поперечные нашивки и два продольных ряда сияющих пуговиц.

– Они золотые? – спросил Кесри.

– Нет, медные, но все равно дорогие. Потеряешь пуговицу, из жалованья вычтут восемь ана.