Огненный пояс
Шрифт:
И попадем в другую?
— Нас легче будет нащупать эхолотом или телевизионной установкой, — продолжал Базанов.
А если мы совсем утонем в иле, как нас тогда найдут?
— Время не ждет. Даю на размышление пять минут, — Базанов поднес к уху часы.
— Константин Игоревич прав, — сказал Михаил, посмотрев на меня. — Другого выхода нет.
Я молча кивнул. И Базанов, точно он только и ждал этого, сразу же уселся в свое кресло за пультом управления.
Затаив дыхание, мы следили, как он уверенно включил сначала один электромотор, потом и другой.
Я
Базанов увеличил обороты.
Дрожь кабины усилилась…
И только. Мы не двигались с места.
Тогда он начал попеременно выключать и снова включать моторы, стараясь раскачать нашу застрявшую «лодку».
Левый, правый…
Левый…
Правый…
Моторы глухо ревели. Вибрировали и гудели стальные стенки. Тихонько звенели приборы.
Левый-Правый…
Левый-Правый…
Я глянул на часы. Неужели прошло только сорок минут? Они были длинными, словно жизнь.
Левый…
Правый…
От вибрации и заунывного гуда моторов начало шуметь в голове. Мишка закрыл глаза и болезненно сморщился: видно, ему приходилось туго.
Но кабина — ни с места…
Базанов резким движением выключил моторы и встал. Ноздри его раздувались, он дышал тяжело и часто, словно сам, своими руками пытался столкнуть нашу «лодку» и очень устал от этого.
Он вытер мокрое раскрасневшееся лицо и опустился на пол возле меня. Когда он доставал платок из кармана, оттуда выпала фотокарточка. Я поднял ее и попал ему.
С помятой карточки весело улыбалась белокурая девушка в черном мундире с витыми погончиками на плечах.
— Дочка моя, — сказал Базанов, бережно разглаживая карточку и пряча ее в карман. — Будущий геолог, как ты.
Я смотрел на него, не понимая, о чем он говорит.
«Все кончено, — стучало в голове. — Нас не найдут, не спасут. Мы слишком крепко завязли…»
Люди там, наверху, смеются, улыбаются, как эта беззаботная девушка. Они видят и солнце, и море, и небо, а мы…
В этот миг наша кабина резко качнулась… Наполнилась гулом, накренилась и, заскрежетав, поползла куда-то вниз.
А мы, хватаясь друг за друга, покатились по полу…
«14.03. Сильным толчком, в результате донного землетрясения, батискаф сброшен с выступа…»
— Мы падаем! — крикнул Михаил.
— Нет, всплываем! — ответил Базанов, тщетно пытаясь подняться на ноги.
Они были правы оба. Сначала кабина, накренившись, падала вниз.
Потом она вдруг резко качнулась… и начала быстро всплывать.
— Есть! — радостно воскликнул Базанов, хлопая меня по плечу. — Затворы сработали, мальчики. Мы всплываем!
Я бросился к иллюминатору. Но стекла все еще были темными, вода не смыла с них грязь.
Стрелка глубинометра бойко перескакивала от цифры к цифре: 3500 метров, 3000–2500…
Мы с Мишей подмигнули друг другу.
Но почему у Базанова озабоченное
— Что-нибудь не так, командир? — спросил я.
— Полный порядок, — ответил он улыбаясь. — Скоро будем наверху. Но кто мне объяснит, что же все-таки произошло?
— Похоже, мы попали в зону моретрясения, — сказал я. — Они здесь частенько бывают. Мы же с вами находимся в знаменитом «Огненном поясе». Он опоясал весь Тихий океан. Тут и действующих вулканов и землетрясений природа отпустила куда больше, чем нужно человечеству для научных исследований. И эпицентр очередного моретрясения оказался где-то неподалеку. Первого толчка мы не ощутили, но он сбросил на нас илистую лавину. А второй толчок спас нас, столкнув с уступа, на котором мы засели. Надо взять пробы воды, если только наши «руки» не вышли из строя…
Базанов занялся своей техникой, а мы с Михаилом начали проверять забортные приборы.
Один наружный термометр, видимо, разбился, или порвались провода, передававшие в кабину его показания: стрелка указателя бессильно поникла на циферблате, но другой уцелел. Пострадало, вероятно, и несколько цилиндриков для забора проб воды. Но остальные действовали. Я наполнил их водой, записав в журнал, на какой глубине взята каждая проба.
— А как твое хозяйство? — спросил я Михаила, возившегося в своем уголке.
— Несколько колб с пробами разбито, — мрачно ответил он. — Посвети мне, — пожалуйста, переноской. Тут что-то непонятное.
— Что?
— В трех пробах планктон почему-то осел на дно.
— Ну и что?
— Он должен плавать. Подожди, не убирай лампу. Добавлю свежей воды.
Он так медленно и осторожно колдовал со своими колбами, что я не выдержал:
— Укрепи где-нибудь лампу, у меня своих дел хватает.
— Спасибо, больше не нужно. Можешь ее убрать. Все в порядке, они всплывают.
— Мне бы твои заботы…
Но Мишка уже был где-то далеко от меня. Задумчиво пряча колбу в термостат, он пробормотал по привычке:
— Забавно…
И начал что-то торопливо записывать в свой гроссбух.
Взгляд мой задержался на указателе глубины.
Почему так медленно движется стрелка? За пятнадцать минут она одолела всего одно деление и теперь, неуверенно вздрагивая, остановилась у цифры 316.
Я посмотрел на Базанова. У него на скулах под загорелой кожей напряглись желваки.
Что опять?
Крепко — так, что побелели костяшки пальцев, — ухватившись за штурвал, он налег на него всем телом.
Зачем? Штурвал и так повернут до отказа. Водяные балластные цистерны были давно продуты дочиста…
— Чего же она хочет? — пробормотал Базанов.
— Иллюминатор очищается! — радостно воскликнул со своего поста Михаил.
Мы с Базановым бросились к нему.
Действительно, вода наконец-то, размыла илистое бельмо на стекле. Правда, оно еще не очистилось полностью, но в трещины между пятнами грязи уже брезжил свет наших прожекторов. Эх, если бы можно было вылезти наружу и соскрести, смыть со стекла этот проклятый ил!