Огненный столб
Шрифт:
Нофрет смотрела слишком долго. Полководец почувствовал взгляд девушки, обернулся и смерил ее взглядом холодных черных глаз, сразу же поняв, кто она такая. Больше он на нее не смотрел. В Нофрет не было ничего, в чем он нуждался бы или мог использовать.
Свадебный пир был роскошным и скучным. Как и на церемонии в храме, в нем не хватало страсти или хотя бы веры. Царь удалился с новобрачной так рано, как только позволяли приличия, когда еще далеко не все вино в кувшинах иссякло.
Четверо младших царевен тоже вскоре покинули
В эту ночь она спала крепко, держа большой палец во рту, как иногда делала. Нофрет смотрела на нее и вздыхала. Ей было страшно. И неудивительно, ведь ее госпоже предстояло стать следующей невестой царя. Нофрет представила себе, как он берет в жены одну за другой своих дочерей, как только они станут способны зачать ребенка, снова и снова пытаясь заполучить сына.
Все служанки спали возле своих царевен. Нофрет тоже полагалось спать у ног хозяйки, но беспокойство мешало ей лежать на циновке. Она решила пойти пройтись.
В большом зале еще были гости. Конусы ароматного жира, закрепленные у них на головах, чтобы предотвратить опьянение, таяли, стекая по лицам и плечам, источая запах благовоний, смешивавшийся с запахами вина, пота и цветов. Нофрет слышали отзвуки пения, удары в барабан, не всегда попадающие в такт, — обычный шум придворного празднества. Самые крепкие продержатся до рассвета. Остальных слуги разнесут по спальням.
Нофрет порадовалась, что ее царевна еще дитя, и никто не ожидает, что она будет пировать всю ночь напролет. С царевичами дело обстояло иначе. Сменхкара, будучи в Ахетатоне, должен был участвовать в пирах.
Луна стояла высоко, сияя над садом царицы. Фруктовые деревья были отягощены созревающими плодами. Азиатские розы, любовно взращиваемые садовником, посвятившим себя только им, были в полном цвету. От их аромата у Нофрет закружилась голова. Ей что-то почудилось. Видение. Человек, переходящий из полосы лунного света в тень и обратно.
Наверное, это отблеск лунного света на стволе дерева. Или одна из обезьян, сбежавших из зверинца. Такое уже случалось раньше. Они любили пробираться сюда и воровать фрукты с деревьев.
Нофрет остановилась у фонтана и наклонилась попить воды. Луна сверкала в воде, словно диск из чистого серебра. Она увидела тень своей головы с уже отросшими кудрями, похожими на нубийский парик.
Тень шевельнулась, хотя девушка не двигалась. Она услышала позади свистящее дыхание и замерла, похолодев.
Да, здесь кто-то был. Что-то. И не такое маленькое, как обезьяна.
Она медленно повернулась, готовая защищаться или бежать, смотря что окажется разумнее. И снова похолодела.
Его нельзя было не узнать. Он был ни на кого не похож, даже в лунном свете, даже без плети и посоха, даже не на троне. Голова его была непокрыта. Лунный свет блестел на ней.
Нофрет не могла вспомнить ни единого слова.
Царь
— Я знаю тебя? — спросил он своим тихим голосом, слегка заикаясь. Прежде, чем Нофрет сообразила, что ответить, он сказал: — Да, теперь я вспомнил. Ты служанка моего Лотоса. Из Хатти. Ты счастлива здесь?
Нофрет уставилась на него. Она никак не ожидала, что царь ее узнает. А была ли она счастлива?..
— Нет. Да. Ваше величество, я…
— Я понимаю, — сказал он. Нофрет, в отличие от него, ничего не понимала. Царь наклонился к фонтану, зачерпнул узкой ладонью воды, отхлебнул — так по-человечески, так обычно. Трудно было ожидать такого от Бога-царя, который пьет только из золотых чаш и только вино, и никогда пиво, насколько она заметила.
Царь выпрямился — с подбородка его капала вода — и вздохнул.
— Как хорошо. Чистая вода из родника течет из скал, ты же знаешь. В начале.
— Да, — промолвила Нофрет, поскольку он как будто ждал ответа.
— Все приходит от Бога, — продолжал он, — в конце. Начало всего земля. Мы все рождены ею.
Нофрет кивнула.
Его глаза остро блеснули в лунном свете.
— Ты считаешь меня сумасшедшим? Все так думают, даже те, кто верит в моего Бога. Никто не понимает, как он силен, как обжигает… Он ослепляет меня. Я вижу его даже ночью, даже во тьме. Даже сейчас. Луна его дитя, она светит его светом.
— Луна — слепой глаз Гора, — пробормотала Нофрет.
— Кто тебе это сказал?
Она прикусила язык. Не стоило провоцировать помешанного.
— Разве не так верят в твоей стране?
— Не я, — ответил царь. — Я знаю правду.
— Да, — сказала Нофрет.
— Не надо меня успокаивать. — Он, кажется, обиделся. — Если бы я не был царем, меня бы считали за дурака.
— Но ты же царь, — сказала Нофрет. Было все же жутковато стоять здесь под луной и беседовать с царем, но он заинтересовал ее. Этот человек оказался вовсе не таким, как она ожидала, ни как безумец, ни как царь. — Я царь, — согласился он, величественно наклонив голову, как будто ее пригибала тяжесть двух корон, и засмеялся, коротко и невесело. — Я знаю, как мало мой народ любит меня. Даже мои дети. Но мною управляет Бог. Его никто не слышит, кроме меня. И я становлюсь глухим ко всему остальному.
— Может быть, — предположила Нофрет, — это не бог вовсе, а голос твоего собственного сердца.
Царь не набросился на нее и не попытался задушить. Он опустился на землю у фонтана, неловко подогнув длинные ноги, длинные руки вяло легли на камень.
— И я так думал, когда это случилось впервые. Вернее, осмеливался надеяться. Но я не настолько удачлив. Атон сделал меня своим инструментом. У меня нет силы быть чем-либо другим.
Он вызывал жалость и страх, скорчившись здесь, на земле, со своим чудным длинным лицом, странным долгим телом, мягким неуверенным голосом. Одно мановение руки этого человека могло повергнуть народы во прах. И все же он был всего лишь человеком, сумасшедшим ли, или действительно находящимся во власти своего Бога.