Огнепоклонники
Шрифт:
Завершились молитвы о благе отлетевшей души. Родные и близкие могли бросить последний взгляд на покойного и поклониться ему.
Снова привели «четырехглазого» пса.
Путли рыдала все время, пока закрывали лицо белой простыней, перекладывали тело на носилки из железа и готовились выносить.
За носилками последовали только мужчины, женщины оставались в комнате.
Толпа, терпеливо прождавшая несколько часов, была разочарована, увидев, что тело на носилках накрыто с головой.
Фредди странным образом выхватывал из толпы
Носилки вынесли за ворота, и Фредди увидел, что народом забита вся улица, вплоть до того места, где ждала похоронная карета. И здесь знакомые лица, такие дорогие в страшную минуту лица.
Внезапно Фредди остановил процессию и дрожащими руками сбросил белую простыню с лица Соли. Потом нежно поцеловал белую, холодную щеку сына. Зороастрийцы плотной стеной окружили носилки. Как можно! Скандал! После похоронного обряда ни один иноверец не должен видеть лицо умершего!
— Фаредун, это святотатство! Возьми себя с руки, Фаредун.
Изо всех сил стараясь совладать с собственным голосом, Фредди ответил:
— Они полдня простояли, чтобы увидеть моего сына, — пускай смотрят. Какая разница, парсы не парсы? Они все мне братья, и если я могу смотреть на сына, то им тоже можно.
Носилки медленно плыли над притихшей улицей, над склоненными головами. На маленьком кладбище Фредди смотрел, как его сына быстро положили между четырех мраморных плит и засыпали землей. Землю разровняли, один из носильщиков трижды ударил в ладони, мужчины стали читать молитву, воздев к заходящему солнцу ритуальные кусти.
Похоронный обряд длился четверо суток. В конце, как принято у парсов в таких случаях, Фредди объявил о пожертвовании — в память о Соли семья выстроит в Карачи школу.
На пятый день, когда семья собралась на могиле Соли, Джербану вдруг возгласила сквозь слезы:
— Купите для меня участок рядом с Соли. Обещай мне, Путли, что похоронишь меня здесь.
Путли и Фредди молча уставились на нее. Джербану, годами донимавшая всех требованием отвезти ее труп в «башню молчания», неожиданно пожелала быть зарытой в землю рядом с любимым внуком — это было проявление бесстрашия и высокой жертвенности с ее стороны.
Вот так звездам было угодно распорядиться судьбою Соли.
Глава 28
Фредди интуитивно почувствовал это в день похорон, когда они с Язди стояли, приникши друг к другу. Язди был на пределе, чувства обострены превыше всякой меры, душа смертельно
Язди опять ушел в себя. И опять появились те же симптомы: неумеренная доброта, неумеренная жалостливость. Когда он вышел утром на прогулку и вернулся в одних трусах, Фредди решил, что пора отправлять его обратно в Карачи.
Стояли прозрачные, прохладные дни. Лахор готовился к рождеству, улицы и базары кипели праздничным возбуждением. Лавки украсились цветными лампочками, пестрыми бумажными лентами, а угловой магазин гордо демонстрировал маленькие английские флаги. Работа есть работа, даже если семья владельца убита горем, его лавка не может закрыть двери перед покупателями. Смерть — не резон отказываться от прибыли.
Фредди еще не оправился после трагических событий и сам заниматься лавкой не мог. Он закрывался в конторе, принимал только близких друзей или тех, кто обращался за помощью. Сердце его смягчилось, он был полон добрых намерений. Фредди жертвовал на водопойные корыта для извозчичьих лошадей, на скамейки для набережной в Карачи, на благоустройство кладбища в Кветте. Он увлекся мистикой, стал изучать толкование тех стихов «Авесты», которые приписывались самому Заратустре. Простая мудрость стихов, любовь, пронизывавшая беседы бога с Заратустрой, потрясали его душу. Фредди так вдохновился, что даже прочел несколько лекций о связи зороастризма и суфизма, что закрепило за ним репутацию человека ученого.
И обязанности, которые раньше Фредди возлагал на Соли, и бесчисленные дела, которые Фредди вел сам, — неожиданно все это навалилось на костлявые плечи Билли. Впрочем, Билли чувствовал себя как рыба в воде — он интересовался каждой мелочью, все схватывал на лету и так быстро осваивался, набирался опыта, будто родился на свет, подготовленный для такого рода деятельности. Фредди наспех объяснил сыну, как за что браться, и скоро оценил его сообразительность. Билли усваивал пояснения отца даже быстрей, чем Соли, но Фредди получил от этого удовлетворения не больше, чем если бы обнаружил, что нанял способного клерка. Не мог Фредди гордиться этим вихляющимся подростком, который узурпировал место Соли, уж не говоря о том, чтобы любить его, как Соли.
Билли заканчивал школу в феврале, и перед экзаменами ему полагалось два месяца свободного посещения. Целыми днями он не выходил из лавки, а по вечерам готовился к экзаменам под уличным фонарем — экономил электричество, ибо чрезвычайно серьезно воспринял и неожиданно свалившуюся на него ответственность, и свои грядущие обязанности главы семейства. Билли шнырял по дому, выключая лишние лампочки, ругая прислугу за расточительность, всячески урезая хозяйственные расходы.
Билли ограничил даже аппетиты Джербану, любившей перекусить перед обедом или ужином.