Огни эмиграции. Русские поэты и писатели вне России. Книга третья. Уехавшие, оставшиеся, вернувшиеся в СССР
Шрифт:
Владимир Маяковский. «Самый нужный в моей жизни мужчина. Мне подарили его бюст на 16-летие. С тех пор мы вместе. Тогда мне нравились его стихи, конечно, не стихи «О советском паспорте». А сейчас я использую бюст строго по назначению –
Егор Гайдар. «Мы должны быть ему вечно благодарны…»
Геннадий Зюганов похож на шкафчик типа «Гей, славяне».
Владимир Жириновский. «Жирик вызывает у меня ассоциацию с фольклорным фашизмом».
Мавзолей Новодворская воспринимала как «скотомогильник». И с негодованием отмечала, что «скотомогильник на Красной площади не убран вместе с главным вампиром страны. Эта мумия еще кусается. Ее надо хоронить не на кладбище, а вместе с радиоактивными отходами».
Литературно-журналистский облик
Валерия Новодворская осталась в памяти как умная, начитанная, эрудированная женщина, а не только как эпатажная диссидентка и отважная правозащитница. Она была еще и полиглотом: владела английским, итальянским, немецким, французским языками, еще древнегреческим и латынью. Написала несколько книг: «Над пропастью во лжи», «Мой Карфаген обязан быть разрушен», «По ту сторону отчаяния», «Прощание славянки», «Поэты и цари», многочисленные публикации – статьи, комментарии
«Тоталитаризм имеет задачу уничтожения личности и создания непобедимого государственного монолита во все сферах. И выполняет его ее жесткой рукой в мягкой перчатке: если власть не прибегает к предельной форме репрессий, так это не потому, что она стала менее тоталитарной, более «демократической». А потому, что такие репрессии уже не функциональны. Дрессура оказалась столь успешной, что теперь можно обойтись без хлыста, «оппозиционеры» добровольно прыгают через обруч…»
Добавим от себя: а еще генетический страх 1937 года – «Большого террора».
В заключение отметим, что точную оценку жизни и борьбы Валерии Новодворской дать сложно: ее и любили, и ненавидели. Ненавистников было больше, многие воспринимали ее русофобкой, как журналист Максим Шевченко. Он считал, что «политически она дискредитировала оппозиционное движение своим чрезмерно экстравагантным поведением и превращением политических дискуссий в некую клоунаду, в некий такой цирк… Жириновский, Новодворская, Митрофанов – это, знаете, были такие персонажи, которые были специально рассчитаны на дискредитацию любого серьезного политического разговора».
У Максима Шевченко такой взгляд, у других – иной. «Диссидент среди диссидентов», – считал Леонид Радзиховский. «Мужественная, храбрая, доверчивая и нежная» – мнение Николая Сванидзе.
Конец ознакомительного фрагмента.