Шрифт:
Белесый туман, пришедший в тундру вместе с угрюмыми осенними сумерками, спешно рассеивался, оставляя на макушках голых лиственниц, чернеющих кустов и белого мха влажные следы. Холодало. Майма съежилась и начала растирать ладошки. Откуда-то сверху, с самой высоты небес, где жил могучий Нум, полетели мелкие ледяные крошки. Девочка вытянула руку и резная снежная звезда упала на
– Майма, иди же скорей, а то совсем замерзнешь! – из-за входного отверстия чума показалась голова Нуне. Ее тяжелая черная коса перекинулись через плечо, повиснув над вязанкой дров.
– Еще немного, скоро иду! – выкрикнула Майма и силуэт Нуне скрылся за тяжелыми нюками.
За бледной пеленой облаков назревала желтизной луна. Хлопья продолжали лететь, кружась и поблескивая в ее слабом свете.
– Майма, пойдем же домой! Если не поспешишь, твои братья совсем не оставят тебе морошки! – полы нюков снова приподнялись, выпустив клуб пара и задорный смех Найко, Илко и Ябцо.
– Бегу!
Серый ручеек, вытекавший из дымового отверстия чума, становился все шире и шире и быстро уносился к небесным владениям Нума. Майма задрала голову. Где-то там теперь жила и ее мама.
– Майма! – в последний раз окрикнула ее сестра, – твои братья ложатся спать! Если не зайдешь сейчас же, тебя утащат сихиртя!
Майма вздрогнула, сжалась и заспешила в чум. Под ногами зачвакала жижа.
В чуме было тепло. В печке, щелкая змеиными языками, толкались горящие поленья. Сладко пахло еще неостывшим иван-чаем. Майма набросилась на горстку морошки, запивая теплым отваром.
– Вслед уходящей девушке,
Отчаявшийся юноша кричал,
Некоця, Некоця, погоди постой,
Милая Некоця, стань моей женой…
Тихо напевала Нуне, доставая то один, то другой клубок ниток из расшитой бисером тучи. Нити ловко плясали в ее руках, превращаясь в радужный орнамент на новенькой парке.
– А расскажи про сихиртя, – шепотом попросила Майма.
– А тебе страшно не станет? – Нуне улыбнулась сестренке и натянула сползшую шкуру на сладко спящего Ябцо. Найко и Илко зажмурились и крепче прижались друг к другу.
– Говорят, сихиртя пришли из-за моря. Сначала они поселились
– А правда, что у них белые глаза и они слепые?
– Да, именно поэтому они воруют глаза у людей, а всякий, на кого они посмотрят, тут же умирает или очень сильно заболевает.
– Значит, наша мама увидела сихиртя? – Майма вздохнула и ее верхняя губа слегка дрогнула.
– Не знаю, Майма, может ее сглазили сихиртя, а может просто Нум забрал ее к себе в небесный мир. Ведь она лучше всех на свете сушила рыбу и оленину! Расшивала малицу и парку, всегда поддерживала тепло в нашем чуме…, – девушка вздохнула и погладила Майму по голове, – спи давай, завтра будет новый день.
Вскоре Майму сморил сон. Да такой странный и беспокойный. Солнце в нем быстро-быстро перекатывалось по кругу, как спелая ягода по тарелке. Слепило глаза, да так ярко, что как только маленькие сгорбленные сихиртя выбирались из-под земли, они взвывали от боли и тут же убегали обратно. И потом еще долго их вой раздавался из глубины и никак не прекращался, переходя в звонкий лай.
Майма проснулась от лая Ноляко. Щенок учуял добычу и выбравшись из-под бока девочки, радостно лая и виляя пушистым хвостом, подбежал к хозяину, вошедшему в чум. Без теплого густого меха сразу стало холодно. На улице завывал ветер, теребя полы нюков, как ослабшие осенние листья.
– Олень не идет, ягода померзла, хорошо вот заяц попался, – наклонившись, Веха достал из мешка убитого зверька.
– И то ладно, – засуетилась Нуне, подвесив почерневший ковшик с водой над печкой, – садись отец, согревайся скорей.
Нуне приняла у Вехи влажную малицу, стряхнула у порога и отнесла в дальний угол чума.
– Холодает. Скоро снег совсем ляжет, надо собрать побольше дров, – усевшись у столика возле печки, Веха протянул руки к теплу.
Поворочавшись еще немного, Майма опять уснула и не просыпалась больше до самого утра.
Конец ознакомительного фрагмента.