Огня для мисс Уокер!
Шрифт:
– Он был зверем от рождения, – подала голос Мередит, недовольно поправляя складки на зеленом платье. – Почему никто из нас до сих пор этого не сказал? Максимилиан Олдброк был вервольфом.
– Ты ведь разумная девушка, – укорила ее миссис Пампкин.
– Поэтому говорю правду, – ответила Мередит. – Его убил какой-то охотник на нечисть. У Максимилиана
– Максимилиан Олдброк был красивым мужчиной, – возразила миссис Пампкин. – Не таким, конечно, как…
– У меня есть его портрет, – перебила ее Элизабет, вскакивая с места. – Максимилиан Олдброк ухаживал за моей мамой какое-то время. Сейчас принесу. Попробуйте печенье, Джейн.
Она быстро ушла из гостиной, а Джейн потянулась к тарелке, но наткнулась на взгляд миссис Пампкин. Дама покачала головой, и Джейн убрала руку.
Ральф возвращался в Вуденкерс в самом скверном расположении духа. В почтовом отделении Шелстоуна он не узнал ровным счетом ничего. Расположенное в порту, оно пропускало через себя огромный поток корреспонденции, и никто из работников не вспомнил господина, забиравшего письма из Америки.
– У нас большая текучка кадров, – сообщила девушка, быстро штампуя письма одно за одним и глядя при этом только на Ральфа. – Моя предшественница проработала здесь два месяца, а девушка, что была до нее, – всего две недели. Я работаю месяц и уже получила два предложения руки и сердца. Правда, еще не сделала выбор, – она поощрительно улыбнулась Ральфу, а тот с досадой отправился искать кого-то, кто работал здесь не ради моряков.
Начальник почтового отделения с такими мешками под глазами, что письма было впору складывать прямо в них, взглянул на него устало и ответил, что корреспонденция вручается исключительно адресату. И получить письма до востребования мог только мистер Олдброк самолично, предъявив документ, подтверждающий его личность.
Значит,
Трясясь в кебе по обратной дороге в Вуденкерс, Ральф понимал, что потратил время зря. Оставалось надеяться, что мисс Уокер провела день с большей пользой.
Элизабет была вне себя от ярости. В голове шумело и руки дрожали, будто она какой-то забулдыга из паба. Она открыла шкаф в комнате матери и, придвинув к нему стул, нашла портрет на верхней полке, куда отец, с его маленьким ростом, не мог заглянуть случайно.
Элизабет любила отца, но слегка снисходительной любовью. Он так просто поддавался ее капризам, терпел шалости, иногда очень злые, баловал и называл своей принцессой. Но куда больше Элизабет походила на мать. Ее портрет тоже был тут – в одной из половинок рамки. Элисон Блювенгейз, в девичестве Шервуд, взирала с портрета с надменной уверенностью, которая, если говорить честно, была весьма неуместной. Ведь Максимилиан Олдброк бросил ее.
Элизабет аккуратно рассоединила рамки, складывающиеся на манер книги. Мать не станет поднимать шум из-за портрета, хоть и обнаружит пропажу довольно скоро. Она доставала его на каждую годовщину смерти Максимилиана, и Элизабет, застав ее однажды с портретом в руках, с удивлением узнала, что Элисон Блювенгейз умеет плакать.
Но Чарльз Блювенгейз наверняка задастся вопросом, отчего его жена хранит портрет давнего поклонника. Придется ей поставить в этой истории точку. Отец этого заслуживает.
– Вот он, – возвестила Элизабет, вернувшись в розовую гостиную.
Конец ознакомительного фрагмента.