Огонь блаженной Серафимы
Шрифт:
— И как мы Цветочную улицу отыщем? — спросила я в мохнатое ухо.
— Ав-р…
— Потому что любопытно. Я, может, с жовтеня ни одной записки от кавалеров не получала.
— Ав-р.
Кот мягко приземлился у потушенного уже фонаря в начале неширокой улочки, повел лобастой башкой.
— Извозчик! — обрадовалась я. — Уж он-то меня, куда нужно, отвезет. А ты, мальчик, следом, крадучись. Не нужно твоим видом люд смущать.
Парень, дремавший на облучке, удивился ранней пассажирке, но
— С ветерком домчу, барыня. Цветочная — это через Мокошь, на другом берегу.
И мы поехали по просыпающимся столичным улочкам, по набережной, стылой и пустынной, по длинному широкому мосту, очутившись в солидном квартале ухоженных вилл.
— Зеленое крыльцо мне надобно, — уточнила я, поняв, что искомой улицы мы достигли.
— Это подойдет?
Наддверный фонарик освещал выкрашенные масляной краской балясины.
— С него начну. — Я заплатила ассигнацией, судя по преувеличенным благодарностям, больше, чем парень рассчитывал.
Потопталась, ожидая Гавра. Тот буквально свалился с неба, когда повозка, с трудом развернувшись на Цветочной улице, покатилась обратно в город.
— Ав-р…
— Подожди, мне подумать надо минуточку. Может, ну его, а, Гаврюша?
— Ав-р?..
— Потому что нелепо это, по нацарапанному адреску вприпрыжку прибежать. Никогда Серафима Абызова так не поступала!
— Экий у вас собеседник занятный. — Из тени того, что в другое время года наверняка было кустами, а сейчас представляло собою снежные сугробы, выступил на улочку и поклонился приказной чародей Мамаев. — Тот самый сонный кот?
— Сидеть, — скомандовала я Гаврюше, сжавшемуся для атаки. — Опасности нет. Доброго утречка, Эльдар Давидович.
— Вы, Серафима Карповна, записку мою прочли?
— А вы, господин Мамаев, сомневались, что я грамоте обучена? — язвительно вопросила я. — Ваш домик или снимаете?
— Не то и не другое, — Мамаев отчего-то показал мне ношу — вощеной бумаги пакет с подушку размером. — Мы с вами сейчас к некоей чиновной даме напросимся. Евангелина Романовна очень свежую выпечку обожает, посему не прогонит.
— Геля? Простите, я отчего-то решила, что вы мне с собою свидание назначили.
— Неудивительно, готов спорить, что внимание мужского пола преследует вас повсеместно.
Он рассматривал меня и так, и эдак, затем притворно вздохнул:
— Эх, жаль, что не я короткую соломинку достал, когда в приказе решали, кто именно на Руян отправится.
— Предположу, что тот, кто ее вытянул, испытывает те же чувства.
Эльдар как-то по-особенному толкнул калитку, и мы прошли по расчищенной тропинке к крыльцу.
— Так вы этого чувствительного господина вчера в фильмотеатре ждали?
— Простите?
— Я заметил, что вы нарочно сели с краю и что никому
— Сыскарская наблюдательность? — хмыкнула я. — Думайте, как вам угодно.
Пока чародей вдавливал кнопочку дверного звонка и прислушивался к доносящимся из дома трелям, я велела Гаврюше:
— Погуляй пока, после позову.
— Ав-р. — Кот повел мордой в сторону мамаевского пакета, вздохнул тяжко и сиганул через палисадник.
Дверь распахнулась, в клубах теплого домашнего воздуха на пороге появилась Евангелина Романовна в домашнем капоте и с заплетенными в косу волосами:
— Заходите быстрее, Серафима, Эльдар, доброго утра… Да поторопитесь! Холод-то какой!
В крошечной прихожей Мамаев сунул хозяйке гостинец, помог мне размотать башлык, снять шубку и провел в кухню.
Жила надворная советница скромно, тесновато, но чистенько и удобно. По утвари было заметно, что готовить она любит и умеет.
— Ватрушки! — восхищалась Геля, шурша бумагой и выкладывая на глиняное блюдо выпечку. — Булочки! Расстегаи! Эльдар, ты просто чародей!
Мамаев занялся заваркой, видимо, кофе по утрам здесь было не в обычае.
Я сидела за столом, что твоя барыня, молчала.
— Мы тебя ждали, Серафима, — сказала Попович. — Только я думала, что еще вчера появишься.
— А я заверял, что почувствую ваше, Серафима Карповна, приближение.
— Ой, — забавно смутилась хозяйка. — Серафима Карповна, мы же вчера на «ты» уже перешли? Или как вам удобнее…
— В смысле почувствуете? — перебила я ее. — Ах, прости, Евангелина, конечно, давай по-простому, без отчеств.
— Он на тебя какую-то вашу чародейскую метку поставил, на репейную коробочку похожую.
— Гелюшка иногда чародейство видит, — пояснил мне Мамаев, — только престранно.
— А иногда слышу или нюхаю…
— Вчерашнюю метку репьями вообразила. А ее, букашечка, никто рассмотреть не мог! Серафима Карповна, что ощутили, когда я руку вам на прощанье целовал?
Мамаев достал с полки глиняный кувшин и ссыпал в него мелочь из карманов:
— Вперед за все «букашечки». Так что?
Щеки залил румянец. Что ощутила? Неуместное любострастие?
— Ничего.
— Вот! — Удовлетворенный ответом чародей принялся разливать чай в разномастные кружки. — Времени у нас, девицы-красавицы, не особо много…
Я хлебнула душистого чаю, закусила пирожком с малиной. Обычно, когда с недостатка времени начинают, разговор петляет вокруг да около еще долго.
— Нам твоя помощь нужна, Серафима Абызова. — К удивлению моему, Геля приступила к главному.
— Погоди. — Мамаев сунул ей ватрушку. — Мне кажется, барышне Абызовой и самой помощь не помешает.