Огонь и сталь
Шрифт:
— Цицерон не хотел ее целовать, — пробурчал имперец, комкая письмо Слышащей. — Цицерон вообще не хочет целовать кроме Деметры…
Мертвая понимающе кивнула, но ее слепой взгляд все равно полон укора и обиды.
— Она вернется, и ты про меня забудешь. Ты уже про меня забыл. Не приходишь почти, даже не смотришь, а ведь раньше ты любил быть рядом со мной…
Голос был тихий, журчащий. А, может, и не голос вовсе, а шепот морских волн, закравшийся сюда украдкой словно вор. Гаер ссутулился и нервно покосился на мертвую. Заговорила! Она заговорила с ним, когда уже стала не нужна!
— Ничего я не любил! — рявкнул Цицерон,
— Меня ты тоже задушил… я думала, ты будешь меня обнимать, а ты меня убил. Ты ведь даже имени моего не знаешь.
— Не нужно мне твое имя! — Хранитель заскочил на постель и прижал к бледному горлу кинжал. Словно девушка живая, словно она испугается серебристо-черного эбонитового лезвия. — Ты вообще мне не нужна! Все, заткнись, заткнись, замолчи! Цицерон не хочет тебя слышать!
— Это с ней ты хотел быть, да? Ее хотел обнимать, только ей петь, только для нее плясать… и не знаешь моего имени… а меня зовут Дагни, слышишь? Дагни, Дагни, Дагни, Дагни…
— Не хочу! — бешено взвыл Цицерон, вонзая кинжал до самой рукояти в живот мертвой. Она дернулась, будто бы охнула, но не умолкла.
…Дагни… Дагни… Дагни…
— Замолчи! Цицерон не хочет! Цицерон не любит! — слезы катились по щекам имперца, оставляя грязные полосы на нездорово бледной коже, в безумных глазах плескался страх, дикий, животный, удушающий. Слышащая слышит Матушку, вдруг и ее услышит! Нельзя, нельзя, вдруг Деметра решит, что Цицерон ее не любит?! Что он променял ее на эту мертвую?
Дагни… Дагни… меня зовут Дагни…
— Никак тебя больше не зовут! — зарычал имперец, вновь и вновь пронзая безжизненное тело. Сухая кожа лопалась, темно-зеленый бархат платья расходился в стороны, обнажая тело покойницы, худое и костистое. Кровь высохла давно, сердце уж не бьется, язык отсох, а голос жив.
— Меня зовут Дагни, — говорит она даже тогда, когда Хранитель начинает исступленно рубить ей голову, снимая с шеи кожу аккуратно, полоску за полоской. Девушка безвольно раскинула руки, покорно принимая расправу, и продолжает улыбаться рассеченным ртом, уже лишенным губ. — Меня зовут Дагни, Цицерон…
***
Котята уютно посапывали в своей колыбельке, трогательно прижимаясь друг к другу. Все рыженькие, с белым пушком на щечках и подбородке, забавными черными пятнашками на бровках и крошечными темными кисточками на ушках и хвостах. Ладошки и ступни были нежно-розовыми, и Векс, не удержавшись, легонько пощекотала пятку лежащей ближе всех к ней девочке. Котенок недовольно пискнула и заворочалась, разбудив своих брата и сестру. Малыши дружно захныкали, но через секунду уже вновь задремали. Воровка поправила им одеяльце и ласково погладила старшую из девочек по головке. Котенок отозвался чуть слышным мурлыканьем, и воровка нежно заворковала, не сдержав улыбки.
— Они такие лапочки, — прошептала она. Бриньольф усмехнулся и игриво ущипнул ее за бок. Девушка приглушенно зашипела и ткнула его локтем под ребра.
— Все они лапочки, когда маленькие. А как вырастут, будут такими же гангренами, как их мамочка и дядька.
— Какие-то они мелкие, — задумчиво протянул Нируин, почесывая острый подбородок.
— Примерно пару недель, — Бриньольф потянулся и широко с удовольствием зевнул. Имперка возмущенно зашикала, и Соловей весьма ощутимо шлепнул ее по ягодицам. — Расслабься, детка, они еще и глухие. Так что проблем с громкими звуками пока не будет.
— Ларасс уже выбрала им имена? — Делвин подпирал спиной стену и пялился в основном на Векс в одних бриджах и сорочке. Дети королевы воров не столь захватывающее зрелище, чем высокая женская грудь, прикрытая полупрозрачной тканью, которая не скрывает ни нежной кремовой белизны кожи, ни острых розовых сосков. Везет пока Меллори, блондинка так увлечена котятами, что совершенно не замечает похотливого взгляда бретона, иначе давно бы парой тумаков наградила.
— Имена им дают лишь тогда, когда они лицо матери увидят, — заявил вошедший Камо’ри. — Не все котята доживают до прозрения. Если глаза откроют, значит, окрепли, чтобы этот мир видеть, значит и имя им можно давать.
— Глупость какая, — надменно бросил Нируин. Каджит смерил его высокомерным взглядом и ухмыльнулся в усы. Он помог племянникам прийти в этот мир… дожить бы до их совершеннолетия. — А чего это они все рыжие? Брин, — желтые змеиные глаза босмера ехидно заискрились, — уж не ты ли постарался, а?
— Ведь точно, — Векс хихикнула, хлопнула несколько опешившего вора по плечу, — все трое рыжие. В кого бы? Ларасс у нас серая, такая серебристая. Никак в отца крошки пошли.
— Эй… вы на что это намекаете? — Бриньольф недоуменно тряхнул рыжей шевелюрой. Он и Ларасс?! Ну что за чушь, Обливион их подери! У каджита не может быть детей от человека. Не сочетаются они… и вот. Мужчина бросил мимолетный взгляд на Камо’ри, пират качал колыбельку племянников, рядом мялась восторженная Векс. Что-то подсказывало Соловью, что боссу не понравится такое внимание к ее деткам. Но котята и впрямь прехорошенькие.
— Такие милашки, — уже в сотый, в тысячный раз повторила воровка, склоняясь над кроваткой. Каджит обнял ее за талию, притянул к себе.
— Приходи ночью к озеру, я тебе таких же сделаю, — он потерся носом об ее шею, опаляя горячим дыханием. Имперка разъяренно зашипела и ударила пирата кулаком в грудь, но Камо’ри даже не охнул, не поморщился. Он шепнул что-то на ухо девушке, на чьих щеках пылал гневный румянец, и Векс вдруг хихикнула. Делвин недовольно пыхтел в своем углу, Нируин чистил ногти тонким стальным кинжалом. Бриньольф скрестил руки на груди.
— Так! Вы, голубка и кошак, выберете другое место для своих милований, а? Не дай Кинарет, увидит, чем вы возле ее детей занимаетесь…
— О чем ты, Бриньольф? — удивленно промурлыкал Камо’ри, опасно сузив единственный глаз. Норд цинично усмехнулся и шагнул к каджиту, плечом оттолкнув Векс.
— А то ты не догадываешься, хвостатый, — все вдруг резко притихли, взгляды воров, встревоженные, любопытные, откровенно злорадные. Соловей не мог понять, чего его так взбесило. До сего момента у них с братом Дхан’ларасс были ровные отношения, легко могли вечерком пропустить по кружечке вина, а сейчас… будто кошка между ними пробежала. Северянин насмешливо хмыкнул, глядя в лицо пирата. В груди сутай-рат клокотало рычание, в глубине зеленого глаза мелькали опасные хищные искорки.