Огонь изнутри
Шрифт:
Дон Хуан говорил очень тихо мне в ухо. Он сказал, что поскольку я вошел в состояние повышенного сознания совсем без всякой помощи с его стороны, то фиксация моей точки сборки очень ослабла, и я могу позволить ей сдвинуться влево путем расслабления, наполовину уснув на этой скамейке. Он уверял меня, что последит за мной и что мне нечего бояться. Он вынуждал меня расслабиться и позволить сдвинуться моей точке сборки.
Мгновенно я почувствовал телесную тяжесть глубокого сна. В один из моментов я осознал, что вижу сон: я увидел дом, который видел раньше. Я приближался к нему, как если бы шел по улице. Были и другие дома, но я не обращал на них никакого внимания: что-то
Когда я приблизился к дому, у меня появилось чувство сродства с ним, как если бы я его уже видел во сне. Я вышел на гравийную дорожку к главной двери: она была открытой, и я вошел внутрь. Там был большой зал и большая жилая комната направо с темно-красной кушеткой и соответствующими креслами, стоящими в углу. У меня, очевидно, было тоннельное зрение: я мог видеть только то, что находилось перед глазами.
У кушетки стояла молодая женщина, так, как будто она только что поднялась, когда я вошел. Она была тонкой и высокой, и исключительно хорошо одета в заказной костюм. Ей было около двадцати. У нее были темно-каштановые волосы, жгучие карие глаза, которые, казалось, улыбались, и острый тонко очерченный нос. Цвет лица был светлый, но с оливковым отливом. Мне она показалась восхитительно прекрасной. Очевидно, она была американкой. Она кивнула мне, улыбаясь, и протянула руки ладонями вниз, как если бы хотела помочь мне подняться.
Я схватил ее руки самым неуклюжим образом. Я перепугался и хотел отступить, но она держала меня крепко и все же очень нежно. Ее ладони были длинные и прекрасные. Она говорила со мной по испански с легким акцентом. Она умоляла меня расслабиться, почувствовать ее руки, сосредоточить своевнимание на ее лице и следить за движениями ее рта. Я хотел спросить ее, кто она, но не мог вымолвить ни слова.
Затем я услышал голос дона Хуана в ухе. Он сказал: «а, вот ты где!» – как если бы он только что нашел меня. Я сидел на парковой скамье. Но я мог также слышать голос молодой женщины. Она сказала: «иди и сядь со мной». Я сделал это, и тут начался самый невероятный сдвиг точек зрения – я попеременно был то с доном Хуаном, то с этой молодой женщиной. Я мог видеть каждого из них так же ясно, как и все остальное.
Дон Хуан спросил меня, люблю ли я ее, нахожу ли ее привлекательной и утешительной. Я не мог говорить, но как-то сообщил ему свое чувство: что мне безмерно нравится эта девушка. Я думал, без всяких задних мыслей, что она образец доброты и что она необходима для того, что дон Хуан делает со мной.
Дон Хуан опять заговорил мне в ухо и сказал, что если я ее так люблю, то должен проснуться в ее доме: мое горячее чувство и любовь к ней будут мне проводниками. Я чувствовал себя весело и отважно. Ощущение всеохватывающего возбуждения заструилось сквозь мое тело: было такое чувство, как будто это возбуждение разнимает меня на части, но меня не беспокоило то, что со мной происходит. Я радостно погрузился в черноту, настолько черную, что это превыше всякого словесного выражения, а затем обнаружил себя в доме молодой женщины. Я сидел с ней на кушетке.
После мгновения чистой животной паники я осознал, что в чем-то я не полон – во мне не хватало чего-то, однако я не нашел, что ситуация угрожающая. У меня в уме появилась мысль, что я в сновидении и что сейчас я собираюсь проснуться на парковой скамье в Оаксаке, с доном Хуаном, где я действительно был по своей природе.
Молодая женщина помогла мне подняться и повела в ванную, где большая ванна была наполнена водой. Тогда
Через некоторое время она помогла мне выйти из ванны. Я чувствовал себя слабым и непрочным. Я лег на кушетку в жилой комнате, и она приблизилась ко мне. Я мог слышать биение ее сердца и давление крови в ее жилах. Ее глаза были, как два источника, излучающих что-то странно среднее между светом и теплом. Я знал, что вижу силу жизни, исходящую из ее тела через глаза. Все ее тело было как живая печь – она пылала.
Я почувствовал роковую дрожь, которая пронизывала все мое существо. Было так, как будто мои нервы обнажились и кто-то дергал их. Это ощущение было агонизирующим. Затем я либо упал в обморок, либо уснул.
Когда я пробудился, кто-то положил мокрые холодные полотенца на мое лицо и на затылок. Я увидел молодую женщину, сидящую у изголовья кровати, на которой я лежал. На ночном столике стояло ведро воды. В ногах у меня стоял дон Хуан с моей одеждой в руках. Тогда я полностью проснулся и сел. Они закрыли меня одеялом.
– Ну, как дела, путешественник? – спросил дон Хуан, улыбаясь. – в одном ли ты теперь месте?
Это было все, что я мог вспомнить. Я рассказал этот эпизод дону Хуану, и пока говорил, вспомнил еще один фрагмент. Я вспомнил, что дон Хуан насмехался и допытывался, как это я попал обнаженный в женскую кровать. Я тогда ужасно разозлился на его замечания. Я оделся и в ярости выскочил на улицу.
Дон Хуан догнал меня на лужайке перед домом. Очень серьезным тоном он сказал мне, что я опять вернулся к своему безобразному глупому «я» и что я собрал себя путем замешательства, а это показывает, что нет конца моему чувству самодовольства. Однако он добавил примиряющим тоном, что в данный момент это не важно. Важно, фактически, то, что я сдвинул свою точку сборки очень глубоко влево, и, как следствие, преодолел огромное расстояние. Он говорил о чудесах и тайнах, но я не был способен слушать его, так как находился под перекрестным огнем страха и чувства собственной важности. Я почти дымился. Я был уверен, что дон Хуан загипнотизировал меня в парке, а затем перенес в дом этой девушки, и что оба они сделали со мной что-то ужасное.
Моя ярость прервалась внезапно: что-то там, на улице, было настолько устрашающим, настолько шокирующим, что мой гнев мгновенно исчез, но до того, как мои мысли успели полностью организоваться, дон Хуан ударил меня по спине, и ничего не осталось от того, что только что происходило. Я вошел в блаженное состояние своей повседневной глупости и обнаружил себя весело слушающим дона Хуана и беспокоящимся о том, нравлюсь ли я ему.
Пока я рассказывал дону Хуану о новом фрагменте, который только что вспомнил, я осознал, что одним из его методов для успокоения моих эмоциональных мучений было смещение меня в повседневное состояние сознания.
– Единственная вещь, утешительная для тех, кто путешествует в неведомое, это забвение, – сказал он. – какое облегчение оказаться опять в повседневном мире!
– В тот день ты совершил великолепный подвиг. Для меня трезвым поведением было не дать тебе возможности вообще сфокусироваться на этом, так что когда ты действительно вошел в состояние паники, мне пришлось сместить тебя в обычное состояние сознания: я сдвинул твою точку сборки туда, где уже нет сомнений. У воина есть две таких ее позиции: в одной у тебя больше нет сомнений, потому что ты знаешь все, в другой, которая соответствует обыденному сознанию, у тебя нет сомнений, так как ты ничего не знаешь.