Огонь любви, огонь разлуки
Шрифт:
– В России тоже есть опера… – робко возразила Софья.
Ответом был довольно пренебрежительный смех:
– Девочка моя, о чем вы? В России? Опера?! Ну да, ну да, этот ваш Чайкоффски… Глинка… Я не слышала, но, говорят, просто ужасно. Средние и нижние регистры, тяжелые ноты, о бельканто нет даже речи… А «Князь Игорь» написан алхимиком, да еще и не окончен! Пф!
Софья, уязвленная подобным отзывом о ее любимом Чайковском, довольно резко напомнила, что именно арии Татьяны из оперы «Евгений Онегин» месяц назад аплодировали парижане под окнами ее гостиницы. Но синьору Росси это не смутило.
– В России невозможно сделать оперную карьеру,
– Благодарю вас, синьора Росси… Я обязательно подумаю… – пролепетала Софья, сбитая с толку столь бурным напором.
По тени недовольства, скользнувшей по лицу итальянки, она поняла, что синьора Росси раздосадована таким туманным ответом, но дать слово остаться Софья не могла. Она понимала, что Мартемьянов на это не согласится никогда, не стоит и просить.
Сразу после урока с синьорой Росси Софья отправлялась в театр на репетицию. Разумеется, она не принимала участия в спектаклях: для ведущих партий у нее еще не хватало умения, а петь в хоре ученице категорически запретила синьора Росси, боясь «переломления» голоса. Но Софье нравилось следить за ходом репетиции, слушать дуэты, речитативы и арии, смеяться в кулак, наблюдая темпераментные споры солистов, проходящие на таких накаленных тонах, что если бы Софья не понимала по-итальянски, то решила бы, что на сцене вот-вот случится убийство. Все это было ей знакомо еще по театру в Ярославле, но здесь, среди молодых, красивых, не думающих о деньгах артистов, выглядело гораздо легкомысленнее и веселее. Впрочем, закулисные интриги имели место и тут. Софья убедилась в этом, когда несколько раз заметила на себе неприязненный взгляд красавицы Джеммы Скорпиацца, примадонны театра. Молодая женщина осторожно спросила у Марко, что могли бы означать такие взгляды. Марко громко расхохотался и объявил, что Джемма не без оснований опасается того, что Софья получит ангажемент в театре и сместит ее с первых партий.
– Я – Джемму?! – поразилась Софья, искренне восхищавшаяся великолепным колоратурным сопрано итальянки, красотой ее кантилены, серебристым, воздушным верхним регистром и бесконечным дыханием. – Марко, ради бога, скажите как-нибудь синьорине Скорпиацца… Я сделала бы это сама, но боюсь быть неверно понятой… Я еще плохо говорю по-итальянски… Скажите, что я никогда не останусь в Неаполе, что я связана обязательствами перед своим… впрочем, неважно… Я не смогу принять ангажемента, я же не профессиональная певица, и… и… и я скоро возвращаюсь в Россию!
– Но почему, синьорина София? – огорченно спросил Марко, заглядывая ей в лицо своими громадными глазами с длинными, как у девушки, ресницами. – Вам не нравится у нас? Я знаю, что синьора Росси уже предлагала вам…
– Да! Но я не могу! Прошу вас, Марко, объясните это Джемме!
Он долго вздыхал и уверял, что сердце его разбито навсегда, но с Джеммой, видимо, тем не менее поговорил, потому что та стала чаще улыбаться Софье и даже однажды экспромтом спела с ней сцену Аиды и Амнерис, слушать которую сбежалась под окна театра половина Неаполя: оперу здесь любили все, от аристократов до рыбных торговцев.
В театре в то время полным ходом шла репетиция «Травиаты». Софья никогда прежде не слышала этой оперы Верди и, очаровавшись прелестными мелодиями, простодушно поинтересовалась у синьоры Росси, кто написал такую красивую музыку. Итальянка сначала недоверчиво посмотрела
– Но хотя бы «Даму с камелиями» вы читали? – воинственно спросила она у смущенной Софьи. – Нет?!. О, mamma mia, как же так?! Я знаю, что эта вещь переведена на русский…
– Синьора Росси, я сожалею, но мы жили в такой глуши…
– О да, я помню, несчастное мое дитя… – смягчилась та. – Вы читаете по-итальянски? Нет? По-французски? Benissimo, у меня есть французский роман!
Поздним вечером, вернувшись после спектакля (давали «Риголетто») и еще не остыв от впечатлений, оставленных пением Марко и Джеммы, Софья поняла, что заснуть все равно не сможет. Отослав ворчащую Марфу («Вот как хочете, а я вас до света нипочем будить не стану! Взяли моду – спать не ложиться за полночь! Вот Федор Пантелеич приедет, я ему пожалуюсь ужо!»), она уселась с ногами в огромное кресло и открыла «Даму с камелиями» c намерением прочесть хоть несколько страниц.
Софья читала всю ночь и лишь под утро, когда бледный рассветный луч подобрался под занавеску и размытым пятном улегся на полу, медленно закрыла книгу. Сердце бухало, как чугунная баба, забивающая сваи, и молодая женщина, сама не замечая, сжимала руки у горла. Слез, медленно ползущих по щекам, она тоже не замечала и не понимала, почему никак не удается вздохнуть всей грудью. История красавицы-куртизанки Виолетты Валери, день за днем гаснущей от чахотки и от любви к тому, с кем она никогда не сможет связать свою жизнь, потрясла Софью. Воспоминания, казалось, так надежно похороненные в глубине души, вдруг нахлынули с новой силой, и серые спокойные глаза человека, поцеловавшего ей руку на обрывистом берегу реки год назад, опять встали перед ней. Горло сжала судорога, и Софья, повалившись головой на ручку кресла, беззвучно зарыдала. Книга с ее колен упала на пол.
Успокоившись, Софья долго еще сидела не двигаясь, бездумно глядя на то, как солнечный луч ползет по полу, взбирается на стол, на стену, на рояль, наливается ярким светом, становится четким и золотым. А когда всю комнату наполнил чистый, сильный свет утра, Софья поднялась, умылась и засела за чтение либретто «Травиаты».
Через час она входила в комнату для занятий синьоры Росси.
– Девочка моя, что с вами? – поразилась итальянка, увидев лицо Софьи. – Вы дурно спали?
– Я вовсе не спала, я читала… Синьора Росси, можно ли мне это спеть? Не в театре, нет, я понимаю, насколько партия сложна, но… мне хочется уметь ее петь. Можно ли?
Софья старалась задать вопрос спокойно, но голос ее все-таки дрогнул, и синьора Росси внимательно посмотрела на нее.
– Признайтесь, София, вам оказалась близка эта история?
– Да… более чем, – коротко сказала Софья. – Вы полагаете, я смогу спеть Виолетту?
– Разумеется, – пожала плечами синьора Росси. – Я и прежде вам говорила, что все партии для лирико-драматического сопрано – ваши.
– Но Виолетту, кажется, поют колоратурные сопрано…
– И напрасно, я всегда так считала! Да, это традиция, и первая ария со всеми своими завитушками в верхнем регистре, безусловно, в их исполнении великолепна… Но потом!.. Потом же им не хватает голоса! И сил! И даже просто темперамента! Мне всегда хотелось услышать Виолетту – лирико-драматическое сопрано, и вы, моя девочка…