Огонь любви
Шрифт:
– Да, наверное, так оно и есть. Когда я впервые увидел вас, я подумал, что вы и есть леди Клеверли – портрет так похож на вас. Я все время думал о портрете, не знаю почему. Может, из-за того, как он нарисован, – золотые волосы, как ваши, на фоне голубого неба.
– Значит, это сэр Перси выиграл… забрал Клеверли, – произнесла Карина едва слышно.
– Конечно! Это всего лишь одна из усадеб, что он выиграл. Удивительный человек. Второго такого нет! Дом за домом, усадьба за усадьбой. "Да что вы собираетесь со всем этим делать?" – спросил я его, когда они так и начали плыть ему в руки. "Я их продам, – ответил он, – но в свое время и за свою цену". Слуга сделал
– Умный, – продолжал он дальше. – Другие игроки никогда не строят планов. Только денег просят!
– Сэр Перси и Клеверли… Я и представить не могла, – прошептала Карина.
– Для человека, конечно, удар, когда он узнает, что у него больше нет дома. Но здесь везение, просто везение. Я всегда говорю, что сэру Перси дьявольски везет.
Огромным усилием воли Карине удалось овладеть собой.
– Я хотела бы, – обратилась она к слуге, – спросить вас кое о чем.
– Спрашивайте, – с улыбкой ответил тот. – Я мастер отвечать на вопросы. Сэр Перси доверяет мне. "Оставляю это тебе, Дженкинс, – говорит он. – Ты обо всем позаботишься". А уж я слежу за тем, чтобы все шло как по маслу.
– Что я хотела узнать, не выигрывал ли недавно сэр Перси… еще один дом… в Лондоне, Парк-стрит, восемьдесят девять.
Дженкинс в раздумье почесал затылок.
– Так… дайте вспомнить. Был дом на Портмен-Сквер, магазин на Уорди-стрит, потом еще Хамильтон-Тёррас. Да, вот вы заговорили об этом, и я вспомнил дом на Парк-стрит. Восемьдесят девять, говорите? Большая гостиная, обшитая белыми панелями, верно?
– Да, – едва слышно ответила Карина.
– Ну, конечно! Я все вспомнил. Там были какие-то проблемы с бывшим владельцем? Фу, какой же я дурак, что сразу не догадался. Сэр Хьюго Клеверли! Не знаю, почему я сразу не сообразил. Мне очень жаль, мисс, истинный бог, – от растерянности он снова почесал затылок, – … но, как говорят, жизнь есть жизнь. Один возносится, другой низвергается в пучину.
Карина бессильно опустилась на стул и, уронив голову, закрыла лицо руками.
Некоторое время слуга молча смотрел на нее, потом тихонько направился к выходу.
– Простите меня, мисс, и не вешайте носа. Все пройдет. Время – лучший лекарь – так говорит моя старая мамаша, – сказал он, немного помедлив в дверях, словно хотел что-то добавить, но передумал и вышел из комнаты.
Карина сидела неподвижно, зарыв лицо в ладонях. Казалось, мысли и чувства покинули ее.
Когда наконец она пришла в себя, в комнате никого не было и только бутылка шампанского вызывающе сверкала в центре стола. В ужасе девушка отвернулась и протянула руку к сонетке. Она уже хотела позвонить, но остановилась, почувствовав, что не в состоянии ни что-либо объяснить, ни распорядиться, чтобы бутылку унесли.
В полном смятении она бросилась в спальню, борясь изо всех сил с подступающими рыданиями. Прикрыв дверь, она попыталась нащупать ключ. Потом трясущимися пальцами поискала снова. Этого не может быть! Карина взяла с прикроватного столика лампу и поднесла к двери. Ключ в замке отсутствовал. Не было его и на полу, он попросту исчез!
Очень медленно она поставила лампу на место и пристально посмотрела на дверь: слезы высохли и на лице появилось совершенно новое выражение. Мгновение она стояла неподвижно, раздумывая, а затем, словно приняв решение, подошла к стоявшему в углу чемодану и стала что-то искать в нем. Основную часть багажа уже унесли, а в этом чемодане лежали вещи ее матери. Карина сильно сомневалась, чтобы что-нибудь из этих вещей понадобилось ей здесь, в замке, но расстаться с ними было выше ее сил.
Наконец она нашла то, что искала, достала из чемодана и положила на кровать. Потом подошла
Медленно и методично она оделась в платье из черного шифона с облаком тюля вокруг плеч. Этот изысканный дорогой наряд, доставшийся ей от матери, делал Карину более. взрослой и в то же время возвышал тихую скромную гувернантку до элегантной светской дамы, идущей в ногу с модой.
Переодевшись, она села к туалетному столику и уложила волосы, но не так, как носила обычно, а в высокую прическу, как с присущим только ей изяществом укладывала волосы ее мать. После этого уверенными, хотя и похолодевшими пальцами открыла шкатулку с драгоценностями, достала жемчужное ожерелье, также принадлежавшее матушке, и застегнула его на шее. Слезы душили ее, но она только сильнее сжала губы, да в лице появились решимость и сила, мало кому в ней известные.
С гордым видом, словно собираясь на бал или светский раут, Карина прошлась по комнате. Потом выдвинула кресло и установила его напротив двери. Бросив на себя взгляд в зеркало, она подошла к кровати и взяла лежавшую на ней вещицу.
Это был инкрустированный перламутром ящичек великолепной работы, который когда-то лежал в стеклянном футляре в гостиной их дома в Лондоне.
"Это подарок российского Великого Князя Ивана, – рассказывала Карине матушка. – Твой отец и я были в Санкт-Петербурге, и перед самым нашим отъездом домой Великий Князь принес этот ящичек. "Мадам, – сказал он при этом. – Надеюсь, вам никогда не придется воспользоваться содержащимся здесь предметом, но я буду чувствовать себя спокойнее, если он будет при вас для защиты от волков и прочих, возможно, двуногих врагов". Мы с твоим папой посмеялись над страхами Великого Князя, но я всегда хранила его подарок как самое дорогое сокровище".
Этот рассказ матушки так и слышался Карине, когда она отпирала усыпанный аметистами запор, а потом открывала ящичек.
Внутри на ложе из алого бархата лежал маленький изящный пистолет. Его перламутровую ручку украшали аметисты, однако ствол был сделан из настоящей вороненой стали. И лежавшие в особом отделении пули были вовсе не игрушечными. Карина зарядила пистолет и, не выпуская его из рук, устроилась в приготовленном кресле. Судя по часам на каминной полке было уже поздно, но девушка приготовилась ждать.
Она сидела совершенно прямо, с высоко поднятой головой, но чувства ее были напряжены до предела. Раз или два она прикасалась к материнским жемчугам, словно ища поддержки. Однако лицо ее при этом оставалось совершенно бесстрастным, и, кроме расширенных зрачков глаз, ничто не выдавало ее тревоги и беспокойства.
Время тянулось медленно. В комнате стояла тишина, нарушаемая только тиканьем часов и время от времени потрескиванием углей в камине.
Было уже за полночь, когда Карина услышала то, что ждала, звук шагов, уверенных и неторопливых, по лестнице. Тот, кто сейчас поднимался по ступеням, ничуть не таился: его шаги совсем не напоминали шаги человека, крадущегося на тайное свидание. Наоборот, это шел ликующий мужчина, уверенный, что добьется желаемого, и не сомневающийся в победе.
Шаги раздались в детской, и дверная ручка повернулась, как поворачивалась она предыдущей ночью, когда дверь была заперта на ключ. На этот раз она распахнулась, и на пороге появился тот, кого Карина ожидала увидеть – сэр Перси. Бриллиантовые запонки в манжетах его накрахмаленной белоснежной рубашки ослепительно засверкали. Очевидно, он пришел прямо от карточного стола. В пальцах дымилась выкуренная наполовину сигара, а губы кривились в отвратительно-чувственной улыбке, которая вторила похотливому выражению его глаз.